Гражданская война – один из самых трагических эпизодов в истории России. В 2018 году исполняется 100 лет от ее начала, но до сих пор историки и политики не могут точно определить истинные причины этой ужасной бойни, четко установить стороны конфликта. Все было очень непросто тогда. Вихрь революции пронесся над страной, уничтожая веками установившиеся отношения между людьми. Ожесточенная война поглощала в свою пучину тысячи граждан России. Нередко красные и белые жестоко расправлялись не только с противниками, но и со своими союзниками. В 1919 году в Екатеринодаре деникинцами уничтожен видный общественный деятель казачьего движения на Кубани, непоколебимый борец с большевиками, священник Алексей Иванович Кулабухов.
«Придать суду!» – велел Деникин
…У генерала Деникина в 1919 году на Кубани сильно ослабли позиции. Местное население недружелюбно принимало «москалей», насильно призывавших в свою армию казаков и иногородних, беззастенчиво реквизировавших у обнищавших за годы войн кубанцев продукты питания и обмундирование. Не сложились у А.И. Деникина и отношения с руководством Кубанской Рады, представители которой в июле 1919 года в Париже заключили с меджлисом горских народов договор дружбы, который, по его мнению, являлся фактом предательства интересов России. Делегация казачьих войск вела в Париже и переговоры с представителями Советского правительства, предлагая им заключить мир при условии предоставления автономии Кубани. Используя это обстоятельство, деникинцы решили как следует проучить несговорчивых казаков. Деникин отдал генералу Врангелю приказ арестовать и придать военно-полевому суду всех, кто подписывал этот договор. Из его ставки в войска была отправлена телеграмма: «В июле текущего года между правительством Кубани и Меджлисом горских народов заключен договор, в основу которого положена измена России и передача кубанских казачьих войск Северного Кавказа в распоряжение меджлиса, чем обрекается на гибель Терского войска. Договор подписан Бычём, Савицким, Калабуховым, Намитоковым с одной стороны и Чермоевым, Гайдаровым, Хадзараговым, Бамматовым – с другой. Приказываю: при появлении этих лиц на территории Вооруженных сил Юга России немедленно передать их военно-полевому суду за измену.
Таганрог. 25 октября 1919 года. № 016729. Деникин»
На тот момент в Екатеринодаре находился прибывший из Парижа министр внутренних дел Кубанского правительства А.И. Кулабухов. На него и были направлены все стрелы белогвардейцев. Но арестовать его не могли без распоряжения местной екатеринодарской власти. Чтобы преодолеть эту сложность, Деникин включил Кубанский край в тыловой район Кавказской армии, лишив местные кубанские власти самостоятельности. С царицинского фронта были сняты два кавалерийских полка преданных деникинцам и расквартированы в станице Пашковской. А генерал Покровский, отличавшийся редкой жестокостью в подавлении инакомыслия, в результате получил неограниченные административные права на Кубани. Белогвардейские войска блокировали здание Зимнего театра, где заседала Кубанская Рада. Генерал Покровский, которому Алексей Иванович в свое время оказал содействие в продвижении по службе, потребовал от атамана Кубанского казачьего войска А.П. Филимонова выдачи А.И. Кулабухова и еще 11 его союзников. Филимонов вначале отказался выполнить этот приказ, объяснив Покровскому, что у него нет сил привести его в исполнение, но затем подчинился требованию. Атамана поддержали некоторые члены Рады. Генерал Покровский, зная о каждом движении в зале, где проходило заседание Рады, назначил на 6 ноября 1919 года парад войск Екатеринодарского гарнизона, отправив предварительно на фронт неблагонадежные для деникинцев войска. По приказанию председателя товарища председателя Рады Роговца были сняты казачьи караулы, охраняющие Раду.
Протестующая Рада
В Раде в это время шли ожесточенные дебаты. Со скрупулёзной документальностью самую печальную историю Кубанской рады описал в романе «Закат в крови» известный советский писатель Г. Степанов: «Вслед за Макаренко выступили: Бескровный, Манжула, Омельченко, Балабпс, Воропинов, Феськов, Роговец, Жук, Подтопельный и Гончаров. Все они резко осудили приказ главнокомандующего и горячо настаивали на том, чтобы рада потребовала срочной отмены приказа. Часу в десятом вечера за кафедрой вновь появился атаман (Филимонов – прим. И. Бойко).
– Наша парижская делегация превысила свои полномочия, – сказал он. – Она не имела прав заключать договор с меджлисом. Сейчас рада должна осудить делегатов и об этом довести до сведения главнокомандующего… Конец речи потонул в гуле негодующих голосов.
Четыре последующих дня рада продолжала заседать. Калабухов приезжал и уезжал из Зимнего театра под усиленным конвоем казаков Таманского дивизиона, преданных самостийной группе» (фамилия Кулабухов иногда употребляется как Калабухов — прим. И. Бойко).
В итоге все, кого требовал выдать Покровский (кроме И.Л. Макаренко, которому удалось сбежать от деникинцев), решили добровольно явиться в суд. В книге Д.А. Скобцева «Три года революции и гражданской войны на Кубани» представлена иная версия ареста А.И. Кулабухова: «И вот выходят члены рады… Испуганные лица, непонимающие глаза… Но главного виновника, Калабухова, в здании рады не было. Он был вызван атаманом Филимоновым к себе во дворец и там арестован».
Военно-полевой суд
Судили одного А.И. Кулабухова. Генерал Деникин, рассмотрев требование к нему Кубанского войскового атамана Филимонова и председателя правительства Курганского отменить приказ об аресте членов Рады, дал указание исполнить приказ № 016729 только в отношении Кулабухова. Остальных разместили в отдельной камере, а затем под конвоем отправили в Константинополь. У одиночной камеры А.И. Кулабухова была выставлена усиленная охрана, снаружи у окошка камеры тоже дежурили вооруженные деникинцы. Генерал Врангель предписал генералу Покровскому: «Суд должен быть скорый и исполнение немедленное».
Военно-полевой суд начался ночью 6 ноября 1919 года. В вину Алексею Ивановичу ставили заключение договора дружбы с горцами. Суть и значение этого «договора» известный кубанский общественный деятель, член Кубанской рады, писатель Д.Е. Скобцев охарактеризовал в своих воспоминаниях так: «В другое время этот документ, жалкий опыт претворения бычевской дипломатической словесности в воображаемую практику как бы «международных договоров» мог пройти незамеченным. В лучшем случае он мог бы войти в собрание полуюмористических актов государственного распада. Но при насыщенности атмосферы тыла гражданской войны духом недоверия и неприязни он мог сыграть и сыграл печальную роль.
В некоторой части черноморских кругов его, видимо, хотели «замолчать», по крайней мере, до поры до времени, быть может, навсегда. Привезший его Калабухов некоторое время держал его в секрете. Но после перепечатки его в газете «Свободная речь» (№ 2226) заговорили о нем, как о каком-то «черновом наброске» договора… Но в то же время юрист по образованию и «горец» по происхождению Султан-Шахим-Гирей (в то же время заместитель председателя Кубанской Законодательной рады) назвал документ «проектом договора», подлежащим утверждению Законодательной рады в последующем утверждении его еще войсковым атаманом.
Совсем иначе взглянуло на это добровольческое командование. Генерал Деникин 23 октября, затем генерал Романовский 24 октября срочной телеграммой запросили атамана Филимонова, подписывал ли Калабухов этот договор, заключенный между кубанским правительством и горским меджлисом? Атаман сначала ответил, что это ему и правительству неизвестно и что он занят расследованием этого дела. Потом дополнительной телеграммой главнокомандующему атаман сообщил вышеприведенный ответ Султан-Шахим-Гирея…
Во всяком случае пока этот «договор» не был скреплен подписью войскового атамана, он оставался лишь «проектом договора», следовательно, никакой «опасной» силы не имел. Мало того, 27 октября совет Краевого правительства постановил тогда же считать этот «договор дружбы» «аннулированным», а парижскую делегацию, превысившей полномочия, – утратившей их… В Париже сунули ему в карман эту, ничего не стоящую по существу, но ставшую вдруг одиозной бумагу в виде «договора дружбы» с Топой Чермоевым, никогда не бывшим всерьез представителем неопределенной горской республики, ибо и самой республики в природе еще не существовало… И отправили несчастного Калабухова в край, где все было отравлено испарениями человеческой крови, пролитой в братоубийственной гражданской войне. А здесь приложение руки к бумаге, совместно с удачно реализовавшим грозненскую нефть Чермоевым, оказалось достаточным поводом, чтобы над головой Калабухова оказался занесенным меч разящей добровольческой десницы».
Члены суда знали, что Кулабухов принимал активное участие в Первом Ледяном походе, что он являлся самым авторитетным антибольшевистским агитатором среди казачества и иногородних, что при его любви к Кубани он верой и правдой служил царю и Отечеству, что благодаря ему на Кубани долгое время было спокойно и здесь нашли убежище сотни дворянских семей России, что он лично спас деникинских офицеров... Сам Алексей Иванович, не чувствуя вины, не прислушался к советам его друзей, в том числе и Д.Е. Скобцева (которому генерал Покровский до суда сказал о каре, которая постигнет Кулабухова) скрыться от деникинцев. На суде он вел себя достойно, себя виновным не признал, утверждая, что в Париже он действовал строго в соответствии с инструкцией Краевой рады. Однако суд признал его виновным и приговорил Кулабухова к смертной казни.
После объявленного Алексею Ивановичу приговора, он сильно расстроился. Просил встречи с Покровским, но получил жесткий и циничный отказ. После этого Алексей Иванович написал генералу Деникину прошение о смягчении наказания. Его передали по телеграфу. В три часа ночи из города Таганрога была получена телеграмма за подписью генерала Романовского, в ней сообщалось, что Деникин отказал Кулабухову в помиловании. Алексею Ивановичу дали несколько минут на письмо жене. Он написал: «Дорогая Мэри! Я должен умереть: такова судьба и от нее не убежишь. Ты должна жить, – жить ради детей. Твой и за гробом Алексей».
Месть казаков
Рано утром 7 ноября 1919 года А.И. Кулабухов был повешен в черкеске на Крепостной площади Екатеринодара. На груди у него была деревянная табличка с надписью: «За измену России и кубанскому казачеству». Так в 39 лет трагически прервалась жизнь нашего земляка, священника Николаевской церкви станицы Новопокровской, образованного, душевного и авторитетного человека, волей судьбы оказавшегося в водовороте гражданской войны. На иждивении жены, Марии Григорьевны (по воспоминаниям старожилов станицы Новопокровской, она была очаровательной женщиной), остались дочери Мария (ей исполнилось 16 лет), Ирина (1905 года рождения), двенадцатилетний сын Владимир и престарелая мать Алексея Ивановича – новопокровская казачка Ирина Васильевна Кулабухова. Что с ними потом произошло, куда забросила судьба на родине, никто не знает.
Деникину и его окружению казалось, что столь жестокая расправа с одним из руководителей Кубанской Рады, главным идеологом самостийности Кубани вынудит казаков смириться, подчиниться воле главнокомандующего. Но эта акция деникинцев даже в среде его офицеров не нашла одобрения. А у кубанских казаков казнь видного и уважаемого представителя кубанского казачества вызвала шок. Утомленное войной и публичными казнями, казачество (Покровский прославился на Кубани как «генерал-вешатель») стало активно отходить от деникинцев. Это во многом способствовало поражению и деморализации белогвардейской армии.
27 февраля 1920 года А.И. Деникин писал своей жене: «Кубанской армии не существует. На фронт не идут, а с фронта бегут. Предали… Живу в поезде, в мерзком Екатеринодаре. Голова трещит, мозг вянет, сердце болит. Проклятие гнусным людям, продающим Россию, особенно кубанским демагогам и господам крайне правых взглядов! Общий вывод для тебя: надеясь на благополучный исход, все же готовиться к эвакуации под английским покровительством».
4 апреля 1920 года бывший главнокомандующий Вооруженными силами Юга России генерал Деникин подписал свой последний приказ, в котором передал командование генералу Врангелю и отправился со свитой за кордон. А вскоре и генерал Врангель попрощался навсегда с Россией. Организованное им наступление на Кубань потерпело полный крах. Казачество не поддержало белогвардейцев. Кубань, настрадавшаяся от диктаторства и зверства деникинцев, оказалась непреступным бастионом большевиков. В ноябре остатки белогвардейцев на кораблях уплыли за границу.
