...Месяцы оккупации, страшные, голодные, когда жизнь каждого станичника, ни в чем не повинного, висела на волоске, тянулись мучительно долго, и, казалось, им не будет конца
Но, как говорится, всему бывает конец, и он наступил. Было это 27 января 1943 года. Немецко-фашистское отребье наконец-то изгнано из нашей станицы Новопокровской. Только благодаря стремительному наступлению доблестной Красной Армии оккупанты не смогли полностью осуществить свои коварные планы по разрушению станицы, да и арестованные, сидевшие в гестапо, уже прощались с жизнью, а тут – свобода!
Сильно пострадала электростанция, и хотя здание, в основном, уцелело, машинное отделение взрывом было приведено в полную негодность. Мы потом, когда оставшиеся мины были обезврежены, всё видели своими глазами. Все остальные объекты в станице были спасены стараниями минеров. Самая большая средняя школа № 1 немцам служила конюшней. Здание было изуродовано до неузнаваемости: полы провалились, окон не было, крыша съехала набок. Быстро восстановить её не удалось. Остальные школы работали.
Вспоминаю, сколько трудностей пришлось пережить! Полное отсутствие учебников, тетрадей, ручек, чернил, не говорю уже о глобусах и географических картах! Чем и воспользовались сразу же спекулянты. На базаре учебник русского языка стоил, как и буханка хлеба, 250 рублей. А мама, работая уборщицей в школе, получала в месяц зарплату тоже 250 рублей.
В один прекрасный день наша классная руководитель Валентина Ивановна Сапрунова всем раздала по деревянной ручке (красного цвета) с металлическим наконечником, куда можно было вставлять железное перышко. А вот чернил не дала, зато наделила всех простыми и химическими карандашами. Стержни из них мы дробили, толкли, разводили горячей водой и использовали как чернила. Писали на старых книгах и газетах. И только летом, в конце августа и в сентябре, был найден выход из этих трудностей. По берегам мелких водоемов и речушек росли кусты черной бузины. Ягоды у неё крупные, сочные, мы набирали их целые корзины. Толкли, разминали, отжимали сок, кипятили, чтобы не забродил. Разливали в аптечные пузырьки (в них хорошо проходила ручка с пером) и этими «чернилами» писали.
Чернила были темно-фиолетовые, четко вырисовывали написанное на книге или газете. Сок черной бузины сослужил нам хорошую службу и в быту. Поизносились мы за время оккупации изрядно. Наша практичная мама хранила в чулане выстиранные мешки. Из них она сшила нам с сестрой, да и себе тоже, юбки и выкрасила их (по всем правилам технологии окрашивания) соком черной бузины. Юбочки получились что надо!
А учебник русского языка нам родители купили, сложившись по 50 рублей (пять семей), и мы строго по очереди выполняли упражнения и учили правила. А как учились! Не ссылались на отсутствие учебников, запоминали материал, изложенный учителем на уроке, идя домой, пересказывали вслух кто что запомнил. Двоек не получали.
Тяжело было без мыла: ни постирать, ни помыться. Но и тут выход нашелся: насыпали золу в ведро, заливали крутым кипятком, ночь настаивали. Получался щелок, который добавляли в воду, она становилась мягкая, скользкая, ею мыли головы, стирали белье.
Конечно же не было спичек и соли. До войны наши жилища освещались керосиновыми лампами, в войну керосин не продавали. Уроки делали при коптилках. В жестяную баночку наливали какую-то маслянистую жидкость, скручивали фитиль (вату выдергивали из старой стёганки), макали его в жидкость, протягивали в дырочку в железной крышке и зажигали. Легко сказать «зажигали». Научились обходиться без спичек: или высекали огонь кресалом, что было очень трудно, или, утром, высмотрев, у кого из трубы идет дым, хватали жестяную посудину и бежали к соседу. Тот давал из своего очага раскаленные угли, несколько штук – и мы бегом домой. Растапливали печь и зажигали коптилку. Она коптила черным дымом, за что и получила такое название. Пока уроки сделаешь, глаза красные, в носу черным-черно. Труднее всего было учиться зимой. В школе не топили. На уроках сидели в верхней одежде, девочки в платках, мальчики в шапках. Очень стыли ноги и руки, бывали дни, когда замерзали наши чернила из бузины.
В 1944 году стало немного полегче. Появились сначала блокноты, потом тетради, чернильницы-непроливайки, которые наполняли в школе настоящими чернилами. О еде не говорю: жили впроголодь, даже на уроках случались голодные обмороки.
В 5-6-х классах экзаменов не было. Учебный год заканчивался 20 мая. В 7-м классе сдавали русский язык и математику. И длилось это до 30 мая.
С 25 мая нас погружали на подводы и везли по бригадам в колхоз им. Кирова на разные сельскохозяйственные работы: пропалывать пшеницу (она была засорена осотом, сурепкой), собирать жуков-вредителей, полоть грядки с морковью, свеклой, капустой, огурцами, помидорами. Поля огромные, грядки до самого горизонта. Но худо-бедно нас кормили. Все лето жили в каких-то сараях, спали на полу, на соломе и стружках. Домой не возили.
13-14-летние подростки в августе работали на току, зерно ворошили. Зерно сразу из-под комбайна на элеваторе не принимали: влажность высокая, может сгореть и стать непригодным. Вот почему в каждой бригаде был построен ток, плотно укатанный тяжелым катком. На него сгружали зерно, а наша задача – ворошить его, пока высохнет. Зерна были горы. Ворошили самодельными деревянными лопатами, сделанными местными умельцами. Но была одна беда – плохо обструганные ручки часто травмировали ладони, занозы впивались под кожу и вызывали нарывы...
В 1946 году я поступила в педучилище и, окончив его, получила диплом учителя начальных классов. Потом был институт. Так началась моя педагогическая карьера.
Работу свою любила, шла в школу, как на праздник. На уроках литературы рассказывала ученикам о тяжелых военных годах, о фашизме.
