Ее мама пережила Великую Отечественную войну с пятью детьми на руках. А когда в тяжелое послевоенное время ей предложили отдать хотя бы одного из них в более обеспеченную семью, она сказала: «Своих деток никому не отдам, как бы тяжело ни пришлось...» Вот что значит преданная материнская любовь и забота.
Когда девочка Надя появилась на свет, у нее уже была большая семья: мама, папа и четыре брата. Она и представить не могла, что, спустя пять месяцев, начнется война и папу своего она больше не увидит. Шел 1941-й год…
Это сейчас Надежда Дмитриевна – дважды мама, пятикратная бабушка и уже шестикратная прабабушка. Они с супругом Владимиром Петровичем Терещенко – почетные пенсионеры и находятся на заслуженном отдыхе. Три года назад отметили бриллиантовый юбилей совместной жизни.
– Всю жизнь мы с мужем много работали, – вспоминает женщина, – вели большое хозяйство, параллельно строили дом. Зимой печки топили дровами и углем, не то, что сейчас. Потом одна за другой родились дочки Людмила и Ольга. Время летит быстро. Вскоре и внуков уже нянчили. Раньше дома всегда водились мука и масло, часто пекли пирожки, пироги, пряники. Когда затевали пироги, собирались вместе с дочками в одном дворе и готовили сразу на три семьи. Две руки хорошо, а шесть – гораздо лучше. Так и жили. Девочками своими я очень горжусь.
Как в любой семье, бывали и трудные времена. Но хочу рассказать вам, какая тяжелая жизнь выпала моей мамочке.
Надежда Дмитриевна предалась воспоминаниям: «Шел 1941-й год. У моих родителей, Марии Афанасьевны и Дмитрия Васильевича Титовых, было четыре сына и я – пятая. Мне не исполнилось и полгода, как грянула война. Отца сразу мобилизовали. Мама получила от него одно-единственное письмо, в котором он сообщал, что они попали под обстрел, есть погибшие товарищи. Больше писем от него не приходило. Его сразу признали без вести пропавшим, а после окончания войны – погибшим.
Очень тяжело пришлось маме одной с пятью детьми на руках в те голодные годы. Когда в станице началась бомбежка, мы с ней побежали к родственникам. Но они нас выгнали. Тогда мы вернулись домой, мама собрала нас вокруг себя и сказала: «Вот что, деточки мои родные, бегать ни к кому мы больше не будем. Дома будем сидеть, а там – будь что будет».
Когда к нам пришли фашисты, мама очень испугалась. Она вспорола подушку, высыпала из нее перья и попрятала нас в этот наперник. Мы так и сидели на печи, когда в хату вошел немец. Он говорил что-то на своем языке, указывая на нас. Мама прикрывала нас своим телом и кивала ему: «Мои, все мои». Тогда немец стал показывать ей, что у него там, дома, тоже пятеро осталось. Он пожалел нас и оставил еду: ведро яиц, немного хлеба и «макухи» (так называли жмых семян подсолнечника, концентрированный корм для скота). Следы отчаяния, страха и благодарности одновременно стояли в ее глазах.
Практически все военные годы и даже сразу после войны нашей единственной едой была эта «макуха» и сыворотка, которую маме выдавали для поросят на ферме, где она работала. Мама рассказывала, что много людей тогда просились к нам пожить и выпрашивали еду. И она никому не отказывала. Уже потом эти люди с благодарностью вспоминали ее и то, как она спасла их от голода.
Потом у нас в хозяйстве появилась коровка-кормилица. Даже стельная и после отела она продолжала давать молоко. Но однажды случилось горе, она подавилась какой-то проволокой. Как же мама тогда плакала, как она кричала от отчаяния…
После войны к маме не раз приходили люди и предлагали ей отдать им хотя бы одного из сыновей. Говорили, что у них ребенку будет лучше и образование он получит. Но мама стояла на своем: «Своих деток я никому никогда не отдам, как бы тяжело не было. Это мои дети, и я их выкормлю». И слово свое сдержала. Все дети выросли и сами успели стать уже дедами. На сегодняшний день никого из братьев не осталось.
Всю жизнь мамочка много молилась и плакала, все ждала весточки от отца. Замуж больше так и не вышла. Жили тяжело. С трех часов утра и до позднего вечера она работала на свиноферме. Приходила домой и постоянно нас пересчитывала. Однажды не досчиталась двоих сыновей, пошла их искать. Они мирно спали в саду на траве. С тринадцати лет я тоже стала с мамой работать, подменяла ее на ферме.
– Когда наши дочки вышли замуж, – Надежда перемещается в более ранние воспоминания, – мы с мужем взяли маму к себе. С нами она и доживала. Многократные самостоятельные роды, тяжелый труд, война и постоянные слезы сказались на ее здоровье: к старости она совсем ослепла и очень плохо слышала. Так и лежала в своей постели, словно изолированная от мира. Ей было очень скучно и одиноко, ведь мы работали, вели домашнее хозяйство и не могли физически уделять ей много времени, как хотелось бы. Она лежала и иногда громко пела песни, думая, что это никому не мешает. Когда к ней в гости заходили правнуки «на минуточку», она подскакивала и усаживалась в кровати. Брала их руки в свои и бесконечно целовала их, причитая слова благодарности, что те пришли ее навестить. А когда правнуки убегали играть, она потом еще долго окликала их. Очень жалко было ее».
Мария Афанасьевна прожила до 94-х лет. В последние годы основной едой ее были кружка молока, кусочек хлеба и яичко. Так принимал ее организм.
Вот такая нелегкая судьба выдалась женщине. Несмотря на это, она всегда была веселой, любящей, заботливой и преданной мамой, бабушкой и прабабушкой.
М. Шабельник.
