Антонина Белова (Россия) – поэт, профессиональный филолог-русист, кандидат филологических наук, доцент, член Союза писателей России.
Родилась в доме своего деда, казака Белова Ивана Васильевича, в станице Каладжинской Лабинского района Краснодарского края. Магическая красота Северного Кавказа, где прошли детство и юность Антонины, явилась первым толчком к её поэтическому самовыражению. Стихи начала писать в 12 лет, выпускное сочинение в школе было написано в стихах, первое стихотворение опубликовано в районной газете, когда юному автору было 17 лет.
Антонина Белова – олимпийский победитель (2010) и призёр (2009) Международного поэтического турнира в Дюссельдорфе. Стихи публиковались в периодической печати, в журналах «Меценат и мир» (2011, 2012) и «Отчий край» (Волгоград, 2010), в альманахе «Запятая» (Ганновер, 2011, 2013, 2015, 2017), переведены на английский язык.
Автор шести поэтических сборников: «Путь поднебесный» (2004), «Полдень» (2009), «Свет любви» и «Птица в инее» (2014), «Зовущая даль» и «Преображение» (2018). Её стихи, написанные в традициях русской поэзии классического образца, посвящены вечным человеческим ценностям – красоте природы и человеческой души, силе любви и дружбы…
* * *
Не московская я героиня,
мне пристанище всюду – земля.
и её поднебесное имя
не продажно по курсу рубля.
Колыбель мне казачья станица
на скалистом речном берегу,
где орёл – величавая птица –
режет солнца живую дугу.
Горных далей томящих пространство,
где душа утопала в цветах,
где вершин безмятежное царство,
как алмаз, ликовало в глазах.
Пахли счастьем неведомым травы,
и не знала конца у тропы…
Дух захватывали переправы
через волны бурлящей Лабы.
Там под крышею дедова дома
вили ласточки гнёзда весной,
и палящего солнца истома
целовала макушку, и зной
Плавил воздух живой что есть силы,
а в ночи тополь трогал звезду…
Там в цветущей сирени могилы
моих близких, как будто в саду.
* * *
И горы живы, и жива река,
и пьёт небес живительные соки,
и облаков причудливые строки
по ней скользят, как встарь, издалека…
Вот Родина – истоки всех начал,
Кубань-земля, где дед пахал и сеял,
и где надежды светлый ветер веял,
и где последний, может, ждёт, причал…
И пусть бываю тут не каждый год,
и заросли мои пути-тропинки,
и память рвётся, тоньше паутинки, –
но вдруг за сердце неба взгляд возьмёт,
и прямо в душу навсегда войдёт…
* * *
Здесь август движется иначе,
ещё медлительней и тише.
Здесь воздух южный предназначен,
чтобы стекать, как дождь по крыше,
упругим, сильным, полновесным
потоком – радостно и вволю –
по склонам гор, по мхам древесным
к морскому синему приволью.
О, этот юг, кавказский слиток
судьбы, тревоги и блаженства…
Как драгоценный Божий свиток,
хранящий тайну совершенства.
* * *
Кавказский рай – цветенье, ливни, пенье,
шиповника медовый лепесток
и вкус его как головокруженье –
вкус дали детства, радости исток…
Псебая рай – предгорий взлёт крылатый
и гор могучий, неприступный дух.
Кавказ родной, не сами ль виноваты,
что в душах благородства жар потух?!
И лишь природа так же величава,
её божественный прекрасен вид,
здесь все мои истоки и начала,
и оттого печалится, скорбит
душа моя, припоминая время
далёкое – и дедов, и отцов…
И верится, что будущее племя
не повторит беспечности глупцов…
* * *
Как будто забытую старую книгу,
вдруг жизнь распахнёт наши дни наугад,
и стёртого прошлого – вдоль по изгибу –
забытый почувствую вновь аромат…
Там всё, как тогда, – там пора золотая,
там, полный даров, спеет радостный сад,
там рифм легкокрылых нежданная стая
слетает легко, как живой листопад.
Там речка плетёт косы травам прибрежным,
огни светлячков пламенеют в ночи.
И чувством высоким, прекрасным и нежным,
сердца наши полны – две ярких свечи…
* * *
Ты помнишь: за речкой лесок сосновый,
мы «сосенки» звали его любя.
Так свеж был наряд их бессменно новый,
там памяти птица найдёт тебя…
Январские вьюги плели им шали,
а в оттепель ветер тревожил сны,
и струи речные сквозь сон бежали
увидеть наряды красы-весны.
Февраль розовел и белел горами,
и время томилось без перемен,
но вдруг пробуждённый небес дарами,
подснежник пробился сквозь снега плен.
А в марте земля опять зеленела
и вся покрывалась цветов ковром,
и тихо лежала, и тайно млела,
людей удивляя своим добром…
* * *
Кавказ – это отблеск зарниц
грозы, набежавшей внезапно
средь ночи, не зная границ,
она кроет север и запад.
Кавказ – это тропка домой
в лесу, удивлённом до дрожи,
что ясень весь в золоте – мой,
и тем, как мы с ветром похожи…
Кавказ – это воздух как мёд
средь первых весенних прогалин,
там белый подснежник цветёт
свободно, как жизнь – уникален.
Кавказ – это зелени взгляд
повсюду, как райские кущи,
другие уже не пленят,
пусть будут пышнее и гуще.
Кавказ – это тайны могил,
затерянных в море сирени,
и близость полночных светил,
и прошлого тихие тени.
Кавказ – это образ отца,
его беспредельная вера,
что всё, что по воле Творца,
нам выпадет полною мерой.
Кавказ – это память любви,
прошедшей сквозь сердце навылет…
Судьба, мою душу не рви –
Кавказ меня всякую примет.
* * *
Я пью за свободу от рабства
неискренних, пагубных слов,
за дружбы нетленное царство,
за стёртое слово – любовь,
за белый цветок на Кавказе,
за утренний солнечный луч,
за тех, кто томится в проказе,
за Бога – Он свят и могуч!
* * *
Ночные запахи весенней ночи,
объятой трепетом, прикрывшей очи...
В саду цветение апрельских вишен.
В душе томление, и еле слышен
свиданья нежного счастливый отзвук –
калитки хлопнувшей прощальный отклик.
Шаги несмелые всё тише, тише...
А звёзды яркие всё выше, выше!
А сад как облако – ах, сад мой пышный!
Невесты белые – ах, вишни, вишни...
* * *
У тебя – рябина,
у меня – шиповник…
Ягода невинна,
время – не виновник,
что тягучий август –
лета поздний отрок,
как счастливый аист,
нам любви не отдал.
Он совсем растаял,
как созрело семя.
Словно птичья стая,
ускользает время.
Время раны лечит,
время нас рассудит.
Неужели легче
оттого нам будет?
* * *
Какие б перемены ни грозили –
опять на юг, mon cher, на юг,
на юг души, на юг России,
где ждёшь меня, мой старый друг.
Какие б мне удачи ни сулила
волшебной палочкою высь,
я их отдам за стёртые перила,
за те ступени, чтоб к тебе вились.
Пусть злая ночь глазами скорпиона
зовёт, как тать, назад, назад.
Но для меня яснее нет закона,
чем ждущие спокойные глаза.
И бездна ночи озарится светом,
рассвет разбудит звонкие ключи.
И чем я ближе, тем ясней об этом
ты видишь сон в слабеющей ночи.
* * *
Сестре
Возвращаюсь назад, в наш покинутый дом,
где лишь ветер играет обрывками детства.
И где эхо зовёт обескровленным ртом,
и глазам не дано насмотреться.
Этот гордый, родной и божественный край,
где вершины лелеют прохладу лазури,
обжигают глаза полыхания трав
и свободою пахнут небесные бури.
Возвращаюсь к тебе этой долгой зимой,
голой кожей деревьев, суставами почек,
переломами дней, словно в детстве домой,
не поставив ни в чём завершающих точек.
Протолкнусь ли в листву сквозь отраву забот,
достучусь ли к дождю через сна заточенье?
А ольха налилась – зелень брызнет вот-вот,
ну, а боль, как зима, не имеет значенья.
* * *
Под сенью вековечных тополей
на берегу высоком, над рекою
смотрю, как солнце тянется к покою,
как ночи тень струится средь полей.
Глазам ещё не взять небесный шар –
он весь огонь – там, где земля поката,
где вновь заждался золотого брата
бессмертный горизонт – немеркнущий пожар.
И всё таинственней становится вокруг…
Лучом последним высь позолотило.
И за щитом уставшего светила
горячий воздух снова стал упруг.
И ты, душа, забудься от тревог.
Как куст, раздвинь заботы и печали,
лети за ним, за ним, ещё рывок –
и вот горят негаснущие дали.
* * *
Надоела мне эта весна –
я уеду, где пахнет травой.
Где подснежник сквозь заросли сна
удивлён чистоте голубой.
Где орешник, лесной старожил,
к самой речке сбежал, не боясь,
словно руки, к ней ветви сложил,
в серебре глубины отразясь.
Где тропинка петляет легко,
прижимая к земле прелый лист,
и по ней далеко-далеко
убегает мой детский каприз.
Где кизил приютился у скал,
жёлтым облаком нежным расцвёл,
где меня ты когда-то искал,
как цветок ищут крылышки пчёл.
Где ольха распускалась за ночь,
волшебству удивляясь сама, –
я приеду, как блудная дочь,
надоела мне эта зима.
* * *
Бабушке
1.
Еле слышен твой голос из детства,
Евдокия, голубка моя.
Для меня твоя вера – наследство
и таинственный смысл бытия.
Взгляд твой синий был светел, как небо.
Мастерица, кормилица, мать,
кто тобою утешенным не был?
Кто души не спешил изливать?
Взгляды звёзд предрассветные ярки,
вдоль ручья по станице идём –
ты с котомкой, там хлеб и подарки,
я спешу, как за поводырём.
Помню, узкой весеннею тропкой
в храм к причастью меня приведёшь,
так в душе моей – тихой и робкой –
детской веры начало прядёшь…
Драгоценные письма простые
рук твоих сохраняли тепло,
в них молитвы слова золотые
душу мне озаряли светло…
Ты дала мне урок бессловесный
трудной жизнью, несеньем креста
и евангельской вестью чудесной,
Евдокия, моя чистота.
Ты навек в благодарнейшем сердце.
Верю я, всемогущий Господь
всё простил… Ты воистину дверца
для души, как разрушится плоть.
2.
Ты моя молитвенница тихая,
птица сизокрылая любви.
Время, безмятежно, мерно тикая,
не сотрёт во мне твоей крови.
Казака сурового избранница,
ты пошла в шестнадцать под венец.
Ясноглазая моя печальница,
был у счастья короток конец.
И пошёл по каторгам твой суженый,
твой Иван – народа враг, кулак –
ярлыками страшными нагруженный,
века беспощадного батрак.
А тебе своя печаль-разлучница,
был нелёгкий крест тебе суждён:
Сыновей оплакивать и мучиться,
брошенной во мрак глухих времён.
Но была в тебе святая, сильная
вера – та, что учит боль терпеть,
Евдокия, птица моя синяя,
ввек твоих морщинок не стереть…
* * *
Памяти В.И. Давыденко
Там зимой горный ветер воет,
а весной проползает змея,
там средь жалоб зелёной хвои
затерялась могилка твоя…
Ты по каторгам злым, сибирским
волю мыкал все двадцать лет,
но вернулся – на радость близким,
мой единственный, лучший дед.
А другого – и след потерян,
тот Иван кулаком прослыл…
Время смотрит свирепым зверем –
не унять его алчный пыл.
От твоей дорогой могилы
не найти даже холмика мне –
ты прости меня, дед мой, милый,
что живу на чужой стороне.
Неземные твои дороги,
верю, к Свету тебя привели.
Низко кланяюсь тебе в ноги
до кубанской родной земли…
* * *
Маме
1.
Щедрый куст золотой алычи,
я тебя никогда не забуду,
как заката ласкали лучи
твой наряд, удивляясь, как чуду.
И как солнце купалось в реке,
обагрив волны огненной медью,
как туман проползал вдалеке,
восхищаясь небесною твердью.
Как два старых, скрипя, колеса,
повинуясь педалям, примяли
луговые цветы, чьи глаза
отражали небесные дали.
Как ведёрко с живой алычой
на руле спелым солнцем сияло,
как в душе негасимой свечой
память детства над прошлым стояла...
А всё ты, алычи добрый куст,
и твой запах колюче-душистый,
сочной ягоды радостный хруст,
взгляд небес – и свободный, и чистый.
2.
Вот он, мама, самый лучший миг –
птицы певчие зарю встречают,
соловей чуть щёлкнул, горлицы язык
день глубокий, летний обещает.
Флейта иволги страданья перельёт
в чистый свод сосуда голубого,
словно зная тайну наперёд
о конечности всего земного.
Вот и солнце, льётся через край
власть его во все углы и дали,
ширится небесный каравай,
и ночные пятятся печали.
И преображённый Божий мир
всякому доверит света милость:
и тому, кто весел, и – кто сир,
чтоб душа надеждою светилась.
3.
Голос мамы моей – колокольчик.
через тысячу вёрст он звенит,
он поёт, словно колоса кончик
на ветру, что целует зенит.
Голос твой, голос твой, как бубенчик,
мне доносит из бездны любовь –
над заснеженной родиной венчик
из небесной струи голубой.
Голос твой – стебелёчек из сердца –
весь ликует от чистой любви.
Словно к свету открытая дверца,
где живут все истоки мои.
Голос твой – это память живая –
только слышу, и детства лучи,
серость жизни скупой разрывая,
в самой горькой согреют ночи.
Я молю Провиденье о чуде:
золочёная голоса нить
пусть струится и вечно пребудет –
в нём душа твоя тонко звенит.
4.
Твои пальчики брали гитару,
и звенел, и звенел голосок
про Дарьял, про царицу Тамару
и про путь ямщика, что далёк.
И душа моя, тонкая льдинка,
отзывалась и, в боль перейдя,
осознала, что боль-невидимка
растерзает страданьем дитя.
Так растила – все грани разрушив,
отдав жизни совсем и всерьёз
хрупкой девочкой, веря – не струшу,
выпью полную чашу из слёз…
Мне уроки твои и доныне –
в самом сердце, родная моя,
там на вечной псебайской картине
всё не выцветут неба края…
5.
Поехали! Пройдём по Каладжинке* –
по родине, по югу, по земле,
где так легко расти любой травинке,
где ты цвела, где у небес с косынки
звезда упала в предрассветной мгле.
Поехали! Там запахи иные,
там щедрость у природы через край,
там лилии беспечны полевые,
там наши корни – древние, живые,
там в каждом доме свежий каравай.
Там южный воздух все меды́ оспорит,
альпийским разнотравьем напоён.
Там в безмятежном сне забудем горе,
чтобы парить в безоблачном просторе,
скрепляя нить промчавшихся времён.
Себя увидишь в платье подвенечном,
красавицу – среди живых подруг
и жениха – весёлым и беспечным…
Поехали! Путём хотя бы Млечным,
смыкая драгоценной жизни круг.
_____________
* станица Каладжи́нская Краснодарского края
