Виктория ЛЕБЕДИНСКАЯ

Знакомим с участниками фестиваля «Степная лира» и их творчеством.

Виктория Григорьевна ЛЕБЕДИНСКАЯ – доктор филологических наук, профессор кафедры электронных СМИ и новых медиатехнологий Кубанского государственного университета (Краснодар). Преподаваемые дисциплины: основы теории коммуникации; политический дискурс в СМИ; язык масс-медиа; жанры и формы современных медиа; русский язык и основы деловой коммуникации; теория и практика интервью.

Название статьи:

«Единым взмахом всё объять…»

(о поэзии Ивана Белокрылова)

Иван Белокрылов – необычайно проникновенный поэт современности. Когда вчитываешься в его стихи, часто не с первого раза открывается что-то потаённое, скрытое от беглого взора; только хорошо вчитавшись в стихотворение и идя в самом чтении с поэтом параллельною колеёй, можно почувствовать ту глубину, открытие которой несет радость, озарение, примирение, протест, сопереживание и много других чувств и эмоций.

Лирический сборник 2018 года «Я видел Ангела» – это выводы поэта обо всем, к чему он пришел на этот период своей жизни, выводы человека уже зрелого, но молодого, которому много о чём ещё будет поговорить с читателем и дальше. Здесь можно найти много размышлений поэта, поставленных им вопросов, которые, думается, будут находить свои ответы в следующих сборниках.

Ангел – один из основных образов в поэзии Ивана Белокрылова, который встречается и в других его сборниках (например, «Осенний ангел» в сборнике «Вотчина», вышедшем в 2013 году). Фамилия поэта по смыслу тоже как будто имеет отношение к одному из важных образов его творчества. Но кто он – Ангел? Какой Он? Несмотря на свою связь с Небом и миром божественного, представляется, что Ангел в его стихах – это живой человек, живущий рядом, вместе с людьми радующийся и печалящийся, скорбящий, понимающий все, постоянно стремящийся помочь, даже если видит, что это не получится.

Стихотворение «Я видел Ангела», которое дало название всему сборнику, очень личное, сокровенное. Хотя в названии речь идет об одном Ангеле, но перед читателем предстают три Ангела (у автора это слово пишется с заглавной буквы), а не один. Два Ангела тесно связаны с нашим миром, а третий Ангел – с миром мертвых, чужой и страшный. Эти Ангелы как будто представляют три разные сферы: рай, чистилище и ад. Первый Ангел – принимающий все, беззаветно любящий нашего героя и понимающий, все прощающий, страдающий вместе с ним (как его второе «я»): «Я видел Ангела, он плакал обо мне. / Он крылья комкал, слезы вытирая, / И все твердил, захлопнув дверь сарая, / Что он – не тот, он вовсе не из рая, / И я его устраивал вполне…»; второй Ангел – понимающий все, но не прощающий: «Я видел Ангела, он плакал обо мне, / Крыла сминая будто бы салфетки, / Сметая на пол чашки и таблетки, / Он утверждал, что были стерты метки / И мне – к другому, где огонь в стене…»; третий Ангел – как будто наблюдающий издалека, со стороны, зашедший в наш мир случайно, ничего не желающий понимать и принимать: «Я видел Ангела, он слёз не лил по мне, / В пустых глазницах – тень чужой юдоли. / Но он молчал, и я спросил: доколе, / Неведенью метаться на приколе, / А мне томиться в этом длинном дне?» («Я видел Ангела»).

Все Ангелы в этом стихотворении как будто олицетворяют конкретных людей, знакомых поэту по жизни: ведь у человека тоже есть крылья, такие же большие и пытающиеся защитить, укрыть от невзгод. Только эти крылья не всегда видны, но они там все равно есть: «Вот я вернулся в город свой, / В город любви и слёз, / Тихо прошел по мостовой / Мимо осенних гроз, / С тяжестью крыльев за спиной, / С ветра прерывистой волной. / И показалось, что все это всерьёз» («Осенний ангел»); «/…/ Но, трогая рукой простор / И геометрии не зная / Ни с расстоянья, ни в упор, / Вдруг замереть, как в миг прощенья, / Единым взмахом все объять, / И в эллипсоиде вращенья / Содеянное наблюдать!» («Навряд геральдика наскучит…»); «Что с того, что Бог далече, – / Лишь бы тропочка была. / Расправляй-ка, человече, / Человечие крыла!» («Где юродивые плачут…»); «Ветер лишает хватки, / Крыл не дает свернуть, / Зимние ввёл порядки: / Молча дрожать и снуть!» («Снегири»). На спине у человека есть потаённое место, где два крыла соединяются: «В изломе крыльев за спиной…» («Монголия»).

Люди, которые отдали свою жизнь за правое дело, страдальцы за правду, за веру, за Отечество, тоже становятся Ангелами. Так всегда было и будет. Стихотворение «Баллада о пономаре» как раз о таком Ангеле. Оно посвящено Сергею Журикову, бывшему пономарю Киево-Печерской лавры, который погиб в 2014 году при обороне Славянска. Погибший за веру и Отечество стал Ангелом и пророком, который теперь хранит родную землю; он присоединился к защитникам родной земли, погибшим в разные времена: «Ты пошел тропой небесной, как встарь / С Куликова поля иноки шли. / Там Ослябя ныне и Пересвет / Горних истин стерегут рубежи…» («Баллада о пономаре»).

С Ангелами можно поговорить, как с обычными людьми («Мне бы Ангела в дорогу…», «Ангелы бывают разные…»). Тем более несложно поговорить с Ангелом поэту: ведь они сродни друг другу: «Мы пасынки раздумий и бессилья, / Мы коронованы божественной любовью, / Нам ангелы одалживают крылья, / И мы им платим собственною кровью» («Поэты»). «Собственная кровь» – это поэтические муки. Здесь вспоминается ахматовское: «Когда б вы знали, из какого сора…». У Ивана Белокрылова: «Третий месяц молчит бумага. / И ответа не знаю сам… / Для чего мне моя отвага, / Обращенная к небесам? / Для чего эти мели и рифы, / Остановки, скачки, полет, – / Если даже простые рифмы / Через строчку, как скользкий лед? /…/ И не надо искать ответа, Роясь в памяти впопыхах, / Лишь задуматься: как же это, – / Умирать на своих стихах?» («Неизвестные поэты»).

Поэт – вневременная субстанция, а душа Поэта вся заключается в книгах, книги – друзья, родственные души, защищающие и охраняющие его: «Книги, повсюду книги – / В памяти, в сердце, в руках, / Так, словно носишь вериги / В благословенных веках. // … В сонной уютной квартире, / В неутомимой тиши, / В этом взлелеянном мире / Выросшей в книгах души» («Книги, повсюду лишь книги…»).

Здесь ещё одна интересная мысль Ивана Белокрылова: когда речь заходит о поэзии, об «устройстве» стихов, он часто проводит поэтические параллели с домом, зданием, строительной кладкой: «Странный город, которого нет / Ни на карте, ни в дебрях сознанья… / Там по улицам бродит поэт, / Сочиняющий реки [Здесь слово «реки» кажется словно связанным со старославянским глаголом «ректи» – «говорить» – В. Л. ] и зданья» («В Петербурге»); «Но ночами я слышу стуки / Вмуровавших себя в стихи. / Безответственно. Без остатка. / В темноте рукописных книг / Каменеющих строчек кладка / Не задышит даже на миг…» («Неизвестные поэты»).

Тема Родины (большой и малой) – одна из центральных в творчестве Ивана Белокрылова. Родина нужна поэту до боли, до крика, до последнего вздоха: «Ты всем нужна – большим и малым, / И всем, пришедшим на постой. / Я не пущу тебя, – шептал он, – / Останься, Родина, постой! / И колыбелью, и юдолью, / Тюрьмой и пропастью без дна, / Любовью ты была и болью, / Но ты нам разная нужна!» («Николаю Зиновьеву»); «И, правда, возможно ль поверить вот так, / Что всё Забайкалье я спрятал в кулак: / Здесь Сретенск и Нерчинск, Могоча, Чита – / Знакомые сердцу родные места. / И где бы я ни был, зимой иль весной, / А Родина вот она – вместе со мной» («Родина»). Ребёнком, уезжая из родных мест, он сжал пальчики в кулак, увозя с собой в ладошке и частицу родины: «Я пальчики сжал у судьбы на краю, / И Родину спрятал в ладошку свою…» (Там же). Как бы ни метался человек из одного места в другое, на всю жизнь в его крови заложена великая память о том святом для него месте, где он, появясь на свет, в первый раз вдохнул воздух – «Кавыкуча в крови!» («Кавыкуча»). От этого никуда не уйти; всё остальное – ложь.

В русском языке слова «отечество», «отчество», «отчизна», «отец», «вотчина» – одного корня. Здесь связь времен не может рваться: будь то события тысячелетней давности, настоящее или будущее – всё в одном целом. Связь с предками, их жизнью у Ивана Белокрылова неразрывна. Он знает, что даже в глубокой древности он тоже где-то там, среди них: за холмом, за деревом, в старом деревенском доме со скрипучими половицами – он со своим народом и часть его, со своей вотчиной: «Я тоже там… Я где-то за холмом…» («Рисунки Юрия Щетинина»).

Поэт ощущает кровное родство со всеми своими соотечественниками, ведь он только одно дерево в этом густом лесу. Это чувство общей Родины, одной основы, одной крови, одной судьбы, одной истории и одного будущего присутствует во всех сборниках: «Ожиданье рассвета. Мне кажется, / Я вморожен в ноябрьский лес, / Над которым вот-вот и размажется / Голубая каёмка небес. // Близкий вечер глядит недоверчиво / На последней листвы маету. / Что там было ветрами начерчено / Белым по сини, вряд ли прочту… // Я стою вместе с братьями кровными. / Сотни. Тысячи. Ветви к ветвям. / Мы застыли рядами неровными, / Равнодушные к вашим словам» («Ожиданье рассвета. Мне кажется…»).

Русский пёс Лаки, живущий у соотечественницы за рубежом, тоже оказывается с русской душой, он тоскует по Туле, как и его хозяйка: «Как положено русской собаке, / Он в восторге от собственных дум. // … Да и я, прикорнувши на стуле, / Не узнал бы от верного пса, / Что хозяйка тоскует по Туле, / Где как море поля и леса. // И в неведомой этой сторонке / Есть за каждым окошком друзья. / Там, где рвутся от холода бронхи, / И зимой туда ехать нельзя…» («Лаки»).

Мысль о постоянной жизни соотечественника за рубежом, не в России для поэта не проста: он до боли чувствует обрыв той ниточки, которая связывает человека с его предками, а порванная ниточка, как сорванный цветок: вряд ли он потом даст новый корень, чтобы прорасти в родную землю. Невидимые нити связывают человека не только с соотечественниками, но и с животными, с деревьями, с травой, с мхом на Родине… Далее эти нити уходят в землю и там становятся корнями («Когда ничего не случается…»); «Пять лет прошло, но все-то не забылось, / А нынче в ночь проснулся оттого, / Что мне, как будто наяву, приснилось, / Как я лёг спать, не накормив его…» («Амур»). Это о любимой собаке, когда-то жившей с человеком. Эта невидимая нить есть и здесь, хотя прошли уже годы. И если эти связующие невидимые нити обрываются, то обрывается вместе с ними и сам человек: «Рвутся нити, нет меня» («Я решаюсь: так иль этак…»).

Русская традиция называть человека по отчеству – отражение этой священной связи, которая теряется за границей: ведь там так не принято: «На поиск тишины и одиночества, / Уйду в края, где рвется связь времен… / Отечество, ты вотчина без отчества, / К которой я навек приговорен! // Все имена твои таят пророчества, / Как жизнь иную легковесный сон. / Здесь говорить всегда о прошлом хочется, / Пока ты настоящего лишен… // Перебелить бы наше время дочиста! / Да невозможно, знаю наперед: / Ведь, уходя, ты оставляешь отчество / Тому, кто Русь Отчизной назовет…» («На поиск тишины и одиночества…»). Русь всегда останется Русью. В этом коротком имени заключено всё: и история, и настоящее, и будущее, и связь поколений, и пророчества, и счастье, и боль.

Голос дерева или цветка может добраться до Бога, но голос человека тоже будет услышан, если человек «врос» своими корнями в родную землю: «Даётся лишь гласу древесному / С его неземною тоской / Добраться к Отцу Поднебесному / Быстрее молитвы людской» («Когда ничего не случается…»).

Но человек тоже со временем становится частью природы, как те каменные рыбы, которые стали глыбами камня-известняка. Придёт время – человек станет в таких глыбах с этими рыбами одним целым: «Встретимся с ними скоро – через полтыщи лет!» («Каменные рыбы Армении»).

Рядом с мыслями об отчем доме у поэта появляются необычные и удивительные по своей красоте слова: окоём, снегомолье, средостенье (средина – неполногласный вариант от полногласного «середина» + растенье?). Слова для Ивана Белокрылова – это не только то, что мы произносим, не буквы или звуки, а это та сила, которая заключена во всем и везде. Это некая субстанция, которая не всегда может проявляться в привычной нам форме: «Слова живут не только на бумаге / В статье газетной, в строфике стиха, / Они – в ручье, страдающем в овраге, / И в дереве под толстой шубой мха. // Ты слушал камни? Этой речи быстрой / Не уследить не знающим веков. / Звезда сгорит желтеющею искрой, / А ты зевнёшь, ленив и бестолков. // Как просто быть глухим по чьей-то воле, / Но можно ль жить, выпестывая грусть, / Не слыша, как гуляет ветер в поле / И Пушкина читает наизусть» («Нет языков, где нет своих запретов…»).

Правильный, нужный для человека (для смысла его жизни) звук всегда идёт от природы: «Журчат ручьи, басят шмели, / Пылит пыльцой береза, / На перекрестках всей земли / Лишь вы – сплошная проза. // Но только звука верный тон / Опробует пространство, / Наверняка пропишет он / Вас в это постоянство» («Поэты – те же соловьи…»).

Наверное, поэтому по-ангельски как-то чисты описания природы у Ивана Белокрылова: «Снегопад в этот день очистительный – / Нереальный, совсем неземной. / Легких хлопьев полет удивительный / По кратчайшей от неба прямой. /…/ Тихо завесь снежинок колышется, / Он лежит, улыбаясь слегка. / Да ведь что-то ещё ему слышится, / Что-то шепчут ему облака!» («28 января»). По-есенински поразительно точно, выразительно и нежно: «Скоро взорвутся черёмухи / Кипенью белой в ночи, / Чтоб осветить наши промахи / Светом цветущей свечи…» («Скоро взорвутся черемухи…»).

Слова без смысла, не связанные невидимыми нитями с природой, с вечным, сказанные всуе, – это обман, которого очень много в мире: «Вода становится туманом, / Тот проливается дождем. / Весь мир питается обманом, / А мы живем и правды ждем» («Вода становится туманом…»). «Пустопорожние слова», «алмазом блеснувшая ложь» – это не только обман, это ещё и зло, которое против всего мира: ведь вначале была тишина, было молчание: «Но мир начинался молчаньем, / бескровною линией рта, / Ночным опалённым венчаньем, / Где имя всему – немота, /…/ О, я Тебе радостно внемлю / В минуты, когда Ты молчишь…» («Но мир начинался молчаньем…»); «Высокие стили. Мне тесно / В раскрашенных слов мишуре, / Но разве кому-то известно, / Какой нынче век на дворе? // Безумный. Бессмертный. Роскошный. / Оценишь и тут же соврёшь, / И снова придёт, как нарочно, / Алмазом блеснувшая ложь…» («Высокие стили. Мне тесно…»). И даже тот колодец, к которому ты долго шёл и долго искал, может оказаться в конце ложного пути «густой от полыни с медом ересью» («Таруса, Старица, Острога, Кострома…»).

Правда, добро, красота и другие общечеловеческие ценности у поэта всегда оказываются на первом месте, и это не зависит от времени и пространства. Фарфор из Коростеня рождает целую историческую палитру, пробуждает много мыслей, чувств, поэтических воспоминаний о расправе княгини Ольги с деревлянским князем Малом и его людьми («Коростеньский фарфор»). Такие перемещения во времени очень искренни и правдоподобны в поэзии Ивана Белокрылова («Комарово», «Коростеньский фарфор», «Рисунки Юрия Щетинина» и др.).

Жизнь – вечно вертящееся колесо: «Нам важно знать: мир будет жить, как жил, / Хотя бы мы не видели и шанса…» («Бывает разное на всяком вираже…»). Это именно колесо, а ведь у колеса нет начала и нет конца: начало чего-то одного – это конец чего-то другого, а конец чего-то одного – это начало чего-то другого. Даже этимологически слова «конец» и «начало» имеют один корень. Поэтому все равно о каком времени идет речь, важно другое: чтобы хотя бы раз в жизни где-то рядом с человеком, близко прошел Господь. Генуэзский чистильщик сапог понимает, что прожил свою жизнь без смысла только потому, что Иисус не проходил около него никогда, а только поодаль, мимо: «Ведь отец хрипит: / «Мне в ад прямиком! / Иисус всегда ходил босиком… / Понимаешь, / В жизни не было дня, / Чтоб Господь прошел / Не мимо меня!» («Баллада о генуэзском чистильщике сапог»). Конечно, человек понимал это всю свою жизнь, но его работа кормила семью, а после его смерти этим же ремеслом продолжил заниматься и его сын, тоже всё понимая. Вот так и многие из нас живут неправильно, всё понимая и осознавая, как генуэзский чистильщик сапог. Не упустите возможность получить свежие бездепозитные бонусы казино за регистрацию ! У нас есть лучшие предложения от многочисленных онлайн казино. Начните игру с бесплатным стартовым капиталом и наслаждайтесь азартом без риска для своего кошелька!

Вечные истины всегда вечны. Например, прекрасное не может убить никакая сила: «Зима нагрянула нежданно, / Ударив вдоль цветов и трав, / Их запах горьковато-пряный / Морозным воздухом сковав. // В полдома намела сугробы / И песню завела без слов, / Чтоб я уснул, не вспомнил чтобы / Внезапно умерших цветов. // Но до весны не гасли тени / И в те часы, когда темно, / От обнаженных душ растений, / Вмороженных в мое окно» («Зима нагрянула нежданно…»).

В поэзии Ивана Белокрылова много юмора, иронии и подчас сарказма по отношению не только к кому-то, но и часто к себе («Явление Чарльза Дарвина на Анапском пляже», «В неделю горькую пасхальную…», «Баллада о генуэзском чистильщике сапог», «Баллада о бирже брехни», «Но мир начинался молчаньем…», «Пасхальный кролик», «Приходил ко мне сегодня Демокрит» и др.). Есть стихи, написанные как эпиграммы («Впитавшие ветер и воду…», «Монголия»).

Потрясающе интересны у Ивана Белокрылова многие его поэтические находки. Например, это стихи, которые до нужной поры живут в карандаше, а потом какая-то сила заставляет поэта дать им жизнь, записав карандашом на бумагу: «Ни наш поступок, ни Господня милость, / Ни строки, что умрут в карандаше…» («Кукла»); «И пока еще возможно, / Все сомнения – в душе, / И вздыхает осторожно / Плоть стиха в карандаше» («Целиной. По бездорожью…»). Чрезвычайно интересна поэтическая находка в акростихе («В луче соединения миров…»).

В поэзии Ивана Белокрылова много музыки, разных звуков, отголосков. Во время чтения многих стихов перед читателем возникают не только зрительные картины, но и слышится музыка. Музыку можно услышать часто; и это не только звуки, издаваемые камнями, ручьем, половицами, но и полноценные, завершенные музыкальные произведения. Кажется, даже есть стихи, написанные в специально заданном ритме: стихотворение «Осенний ангел» написано в ритме всем знакомого вальса, стихотворение «Кукла» навевает ассоциации с романтической музыкой Р. Шумана.

Музыка в стихах Ивана рядом со всем, что связано с природой. Настоящая любовь – это тоже одно из великих проявлений природы. Настоящая любовь – это смысл жизни человека, только любовь выше всего на свете. В поэзии Ивана Белокрылова настоящая любовь находится в одном ряду с такими категориями, как, например, время («Мы встретились в том самом декабре…»). Но иногда поэту и читателю кажется, что рядом с настоящей любовью даже время превращается в «давным-давно погибшую кукушку» («Часы с кукушкой исказили время…»). У поэта много стихов о любви. Посвященные любимой женщине, они необычайно проникновенны, личны. В них есть и признания в бесконечной любви (одной и на всю жизнь), и размышления, беседа с ней, и попытка что-то объяснить, и молитва, и мольба, и смятение, и счастье, и умиротворение от мысли, что она рядом, и многое-многое другое.

В своей любовной лирике поэт как бы проживает еще одну жизнь, параллельную. В этих стихах перед нами умудренный жизненным опытом, но очень молодой человек, для которого любимая женщина – вечная загадка, недочитанная книга и самый прекрасный цветок, который смогла создать природа. Они разные («Ты не слышишь меня. Ты не слышишь…», «Ты вдруг спросила о любви…»), и они оба знают об этом. Отношение к образу любимой женщины очень трепетное: он не хочет нашу героиню лишний раз чем-то потревожить, например, разбудить её, когда она спокойно спит. Она безмятежно спит, а в его душе – буря, а еще океан любви и море недосказанности о своих чувствах к ней, своих думах. Он просто счастлив, что ему дано свыше быть рядом с ней («Для знающих лишь географию…», «Сколько в жизни бывало промашек…», «Из писем генуэзской подруге», «Когда захочешь говорить о смерти…», «Степная лира» в Новопокровской», «Невыносимо для пришлого…», «Мы с тобой починим лодку…» и др.). Это только в её глазах и в её взгляде на него отражается вечность, а свет, преломляясь в них, дальше направляется на него («Ты вдруг спросила о любви…»). Образ любимой женщины для поэта сродни ромашке, а ромашка – это для него ещё и символ Родины («Сколько в жизни бывало промашек…», «Из писем генуэзской подруге»).

Иван Белокрылов – поэт необычный, удивительный: в его стихах можно увидеть всю человеческую жизнь, весь мир, почувствовать дыхание вечности или ветерок, который повеет на читателя от одежд проходящего мимо Ангела, понять вдруг на какое-то время смысл жизни, в том числе и своей, удивиться этому и продолжить задумываться о философии жизни дальше уже наедине с собой.

Поэтический дар даётся по воле высших сил природы. Особенно явственно это чувствуется в философской лирике Ивана Белокрылова. Высшие силы природы у поэта в нашей жизни проявляются в каких-то, казалось бы, простейших вещах, предметах, явлениях: «Кувшинки молчаливые в пруду. / Струится мимо блеющее стадо. / Я загляделся на свою звезду, / Что светит из колодезной прохлады. // Мир не меняется, и я все так же нем, / Как ждущие больших дождей овраги, / Но между тем, меж самых страшных тем, / Я доверяюсь изредка бумаге. // Когда уже молчать невмоготу, / Я принуждаем всем земным движеньем / Отображать людскую наготу / Карандаша стремительным вторженьем… // Всегда и всюду выяснять одно: / Что прячется за отражённым светом? / Кувшинки, уходящие на дно. / Звезда, которой места в небе нету» («Кувшинки молчаливые в пруду…»).

Сборники «Вотчина», «Я видел Ангела» оставляют надежду, что встречи с поэзией Ивана Белокрылова будут и дальше, так как после знакомства с ними читателя не оставляет ощущение, что поэту ещё о многом хочется рассказать, он не всё ещё высказал. Это только многоточие…

Из альманаха «Степная Лира - 2022»