Наш собеседник, имя которого по соображениям безопасности его и его семьи мы не можем называть, — офицер запаса, прошедший Таджикистан, обе чеченские кампании и грузино-осетинский конфликт. Он ушел на Донбасс в апреле, получил контузию, о которой не подозревал и после которой восстанавливался на гражданке шесть недель, и снова задумывается над тем, чтобы вернуться в зону СВО.

Прямо на передовой принимали в казаки

Для удобства назовем нашего собеседника Ильей. Когда-то он окончил Краснодарское высшее военное авиационное училище по специальности «авиационный техник самолета». Служил по всему Северному Кавказу, в запас вышел в начале 2010-х. Но бывших офицеров не бывает, а потому и «в миру» он нашел работу, где его знания и опыт пригодились. Состоит в одном из казачьих обществ.

— Когда началась спецоперация на Украине, понял, что не смогу сидеть дома, как бы на меня ни давила семья, — все-таки я офицер, запасник, казак, — говорит Илья. — Когда в апреле начал формироваться новый казачий батальон, решил, что войду в него. Жене, дочке и родителям сказал, что еду на ежегодные мобилизационные сборы на месяц, это обычное дело. По контракту должен был служить два месяца, подумал, что по окончании первого придумаю еще какую-то причину, почему не возвращаюсь.

О том, что Илья на Донбассе, семья узнала через несколько недель, когда во время очередного выхода на связь они услышали в телефоне залпы артиллерии. На вопрос отца сын ответил, что его подразделение просто стоит на границе с Украиной, охраняет. Но тот приехал в казачий штаб к сыну, нашел там его друзей, и те признались, где сейчас их товарищ. Конечно, семья была в шоке. Но родные сказали, что гордятся им. Знали, что он не мог поступить иначе.

Краснодарец уехал в составе группы казаков, состоящей примерно из 400 человек. На слаживание на одном из полигонов в Ростовской области у них было всего полтора дня, поэтому притираться друг к другу пришлось уже в ДНР. Но, глядя на порядок и взаимовыручку среди казаков, к ним на пополнение с охотой шли добровольцы из других подразделений края и России. Некоторых прямо там принимали в казаки.

«В нас видели защитников»

Об упрямстве, мужестве и героизме казачьих (их всего три — 1-й, 11-й и 16-й) отрядов БАРС (расшифровывается как «Боевой армейский резерв страны»), «Кубань» вскоре после начала СВО стали ходить легенды. Вспомним хотя бы Красный Лиман, который кубанцы удерживали до тех пор, пока не получили приказ уходить. Казалось бы, наши войска уже покинули Изюм и Балаклею, но казаки продолжали удерживать Лиман, отбивая одну за другой атаки укронацистов.

Илье запомнилось, как их приветствовали жители ДНР, когда колонна автомашин с российскими флагами, георгиевскими лентами и буквой «Z» на бортах въезжала на их территорию. Люди выходили на дорогу, махали солдатам, улыбались, плакали.

— Они встречали нас очень радушно, с надеждой, видели в нас защитников, — говорит казак. — Уже потом рассказывали, как эсвэушники с ними обращались, грабили, забирали последнее. Тяжело было слушать. Не знаю, как они все это выдержали.

Казаки-добровольцы не только помогали оставшимся местным по хозяйству (кому-то что-то починить, дров наколоть), но и делились своими сухпайками. Жители в ответ тоже старались ответить добром на добро. Например, давали свои телефоны, чтобы «барсы» могли позвонить домой родным.

— Выйти на связь удавалось нечасто, примерно раз в неделю или реже, — продолжает Илья. — Смартфоны в зоне СВО иметь запрещено, чтобы по ним ВСУ не вычислили. Но в тылу, когда отходили на отдых, иногда ими пользовались. Имелись кнопочные телефоны, но они могли разрядиться, электричество не везде было.

На отдыхе стирали, готовили, приводили себя в порядок

Наш герой был заместителем командира роты, состоявшей из 105 человек. Подразделение условно делилось на две группы, и пока одна сражалась на передовой, вторая находилась в тылу. Перемещаясь на новые позиции, казаки занимали пустующие дома в поселках, в которых хотя бы сохранилась крыша. Жили по десять-двадцать человек.

— Чем занимались? Стирали, отмывались, потому что на линии соприкосновения приходилось иногда быть по десять дней, там не до помывки; готовили что-то вкусное, потому что сухпайки быстро приедаются. У нас была военно-полевая кухня, но некоторые бойцы так вкусно готовили, как дома жена или мама. Поэтому мы с удовольствием кашеварили. Иногда ходили на рыбалку, потом жарили рыбку, варили уху.

Обязательно проводилось боевое слаживание между подразделениями, еще получали боеприпасы, новое вооружение.

Прилеты со стороны ВСУ происходили каждый день, не затихали ночью. В первый месяц физического соприкосновения не происходило, в обоих направлениях работала только артиллерия, били по позициям, хотя ВСУ, как и сейчас, обстреливали населенные пункты. Офицер рассказывает, что в одном месте проходили через небольшой поселок, перемещались на новую позицию. Через десять дней шли обратно — поселка уже не было.

Соприкосновение произошло на второй месяц службы. Тогда казаки держали оборону в одной из школ.

— Мы наблюдали одиночное передвижение вэсэушников, один из них подошел близко к школе. И тут видим, как из школы выбегает наш товарищ, но почему-то с голым торсом и только с одним ножом в руках. Подбегает к этому вооруженному автоматом нацисту и берет его в плен! Позже узнали, что наш казак занимался починкой обмундирования в тот момент, когда заметил врага, поэтому схватил нож, который всегда при нас, и выскочил на улицу в чем был. Укронациста потом передали военному командованию.

На передовой все обиды забываются

За все время нахождения в зоне СВО в роте Ильи было только пять человек «трехсотых» (раненых), «двухсотых» (погибших) не было благодаря четкому выполнению приказов командования.

— Да, из-за того что боевое слаживание происходило, по сути, уже на месте, между бойцами случалось недопонимание, словесные конфликты. Но уже на передовой, я вам скажу, все обиды забывались, работали четко, сплоченно, переживали друг за друга. Мы совместно с военнослужащими держали позиции на линии протяженностью до 10 км, были разбросаны по ней группами по 5-10 человек. Чувствовали плечо товарищей.

Контузию Илья получил через пару недель после прибытия на Донбасс. Его подразделению поступил приказ выдвинуться на точку, найти связного и поступить в его распоряжение. На одном из переходов «барсы» подверглись минометному обстрелу, который разделил группу на две части: 14 бойцам, включая Илью, удалось уйти вперед, остальные с командиром роты вернулись на позиции.

Связного нашли в районе восьми утра. Он передал задание: занять оборону на другой стороне поля в лесополосе. Илья дал команду переходить открытую местность по двое на расстоянии 30-40 метров друг от друга.

— Все бойцы благополучно добрались до лесополосы и закрепились там. Наступила наша с командиром взвода очередь переходить поле. Место называлось Саур-могила, высота 204,6 м. Поле неровное, поднимается холмом. И как только мы достигли вершины этого холма, по нам слева вдруг начал работать пулемет.

Воины залегли. Тут же начался минометный обстрел. Ребята нашли воронки от разрывов мин, залегли, стали окапываться штык-ножами. Как только миномет замолкал, казаки снова начинали ползти вперед, но через 10-15 метров по ним снова открывали огонь. Так продолжалось шесть часов.

— Вдруг я увидел в небе три белые вспышки, а потом по нам ударили 120-мм калибром. Тогда-то меня и контузило. На какое-то время мы с товарищем потеряли сознание, а когда пришли в себя, еще полчаса не могли понять, что происходит. Когда наконец очухались, сказал товарищу, что нам нужно выбираться, что вариантов нет: мы либо здесь ляжем навсегда, либо дойдем до своих. Собрали остатки сил, стали подниматься, и тут по врагу заработала наша арта. На позиции СВУ поднялась пыль, гарь, и мы, пользуясь коротким перерывом, дали ходу. В лесополосе встретили наши ребята. Признаться, мы были уже без сил.

Чудом выжил

Дойдя до лесополосы, Илья оценил обстановку, понял, что слева, справа и спереди был враг. Заняли круговую оборону, стали окапываться. На протяжении всего дня и ночи «барсов» постоянно обстреливали минометные орудия. И в такой обстановке до них добрались разведчики их роты, которые передали приказ командира отходить. Уходили ночью, тихо, без потерь.

— Если вы оказались в окружении, зачем нужно было занимать лесополосу и держать там оборону?

— Своим присутствием мы вызывали огонь на себя и этим засвечивали огневые точки противника, откуда укронацисты вели обстрел. Потом наши артиллеристы работали по ним.

«Барсы» вернулись на свои позиции. Илья был контужен, но не понимал этого. У него кружилась голова, временами накатывала тошнота. Списывал все на усталость, нервное напряжение, на то, что его просто «трухануло», пройдет. О том, что у него сотрясение мозга, узнал только в Краснодаре, куда вернулся спустя полтора месяца. Потом был 21 день в военном госпитале и столько же — в санатории на реабилитации.

Усугубил ситуацию еще один случай, которому Илья также не придал значения. Во время штурма одного из укрепрубежей противника попал под обстрел ВОГов — осколочных боеприпасов для гранатомета. Буквально чудом остался жив.

— Дело было в лесополосе. Щелчок выпускаемого ВОГа ни с чем не перепутаешь. Когда на расстоянии примерно 30-50 м от себя услышал этот звук, залег между двумя дубами. Снаряды разрывались вокруг, но ранений не было. И вот в трех метрах от меня падает очередной, но не разрывается. Думаю, не сработал, начинаю подниматься, и тут же прилетает мысль: так это же «попрыгунчик»! Это такой подлец, который сначала падает на землю, а потом подпрыгивает примерно на метр и взрывается. Только я упал и закрыл голову руками, как снаряд отскочил от земли и сработал.

…Илья меньше месяца как вернулся после реабилитации к работе. Спрашиваю, пойдет ли снова в зону ведения СВО.

— Отец ругается, мать просит — не хотят, чтобы шел. Семья тоже против, что они еще могут сказать? Но если не мы, то кто? Не детям же идти, да мы и не пустим. Хватит и им еще на их веку!

Материал подготовила Наталья Галацан