Красавицу на картине Ивана Крамского звали Матрёной
В самом начале шестидесятых годов прошлого века в Третьяковке была выставка полотен Артели художников-передвижников. В одном из залов заняли места творения Ивана Николаевича Крамского: «Л. Толстой», «Некрасов, «Полесовщик», «Неутешное горе».
И вдруг, сделав один шаг в сторону, замираю под строгим, загадочным, томным взором красавицы с полными чувственными губами... Сидит величаво, слегка откинувшись назад, в карете с опущенным верхом, на фоне светло-голубого неба вырисовывается небольшая головка. Шляпка отделана всего-то белыми лёгкими перьями какой-то заморской птицы, а смотрится как! Пальто венчает соболий мех, вьются синие атласные ленты, руки согревают черные кожаные перчатки и муфта. Между ними красуется золотой браслет... «Дворянка!» – сразу решил я.
Более сорока лет нет-нет и почувствую на себе взгляд загадочной женщины. Смотрит, смотрит со стены... Однажды услышал от известного писателя, что она из Курской губернии. Но больше мастер слова ничего не смог добавить.
И вот недавняя поездка в Фатеж, что в сорока пяти километрах от Курска. Бывая в командировках, непременно захожу в редакции районных газет. Их скромные, работящие сотрудники лучше всех знают, чем живёт малая родина, расскажут интересные истории. Зашёл и в «Фатежские будни». За чаем услышал вопрос: «А вы знаете, что загадочная женщина, запечатлённая Крамским 126 лет назад на живописном полотне как «Неизвестная», – наша землячка и похоронена на кладбище села Миленино? Правда, могильный холмик, под которым нашла последний приют Матрёна Савельевна, давно сровнялся с землёй и где он был, уже давно никто не помнит».
Пришлось налить не одну чашку ароматного чая из цветков липы, слушая увлекательный рассказ коллег.
...Поручик, потомственный дворянин Мизюков Дмитрий Андреевич, владевший землями в деревне Чаплыгино под Фатежем, держал в работниках две крестьянские семьи. У главы одной из них – Савелия Павлова – росли две дочери. Младшую, 1840 года рождения, поп при крещении назвал Матрёной. Она служила горничной у дворянской четы. Слыла в округе редкой красавицей и односельчане сулили-предрекали ей счастливую долю. Славилась смуглянка со строгим взором ещё и голосом – пела русские народные так, что послушать её приезжали званые гости из окрестных городов и весей, из самого Курска.
Видя, как пышно расцветает Матрёна, супруга поручика Мизюкова радовалась, так как понимала: девичья красота – крупный капитал, который, при случае, можно будет выгодно вложить. Случай вскоре представился, когда супруг приказал долго жить и вдова оказалась в затруднительном материальном положении. Продала девушку за 500 рублей статскому советнику Михаилу Бестужеву. Тот увёз её в столицу, поселил в своём поместье. Меценат здраво рассудил, что курский природный бриллиант нуждается в изящной оправе, и нанял лучших учителей, дабы потомственная крестьянка, человек, что называется, от сохи, получила прекрасное образование, овладела хорошими манерами, принятыми в высшем свете. Она оказалась способной ученицей. Сановитый чиновник любовался воспитанницей со строгим взглядом, внушающим, что её величавая красота недоступна, и ...влюбился, хотя годился Матрёне в отцы.
Ценя Ивана Крамского – тонкого портретиста, умеющего передать на холсте душевный мир человека, М. Бестужев пожелал оставить для потомков свой лик. Позировал живописцу при юной супруге. Художник, конечно же, был очарован курской красавицей и решил запечатлеть её очарование навека. Он уловил и сумел передать на холсте не только внешнее очарование дамы, а и бездну мыслей и чувств, какое-то скрытое, будущее страдание... Сквозит, угадывается на лице матери и тень скорби по малолетнему сыну. Загадочный взгляд!
Аристократическая родня статского советника не хотела смириться с семейным союзом дворянина и крестьянки, недавней горничной провинциальных господ Мизюковых. Нашла доводы, чтобы убедить церковь расторгнуть «неравный брак». У «Неизвестной» начались горькие времена. Благо полковник Попов, давно таявший от любви к Матрёне, предложил руку и сердце. Но счастье оказалось недолгим: пал от пули на дуэли.
Коллежскую секретаршу Матрёну, ставшую нищенкой, потянуло на родину, к отчей земле. Иван Крамской помог «Неизвестной» собраться в дальнюю дорогу, дал денег. Но и в Чаплыгино её ждал страшный удар судьбы: старшая сестра Пелагея отказалась дать кров...
Старый фатежский ямщик, увозивший когда-то по московскому тракту ослепительную красавицу, прямо-таки богиню, вместе с петербургским высоким, как ему было сказано, чиновником, пожалел Матрёну.
Забрал в свой дом на хутор, приютил. Дни её, однако, уже были сочтены. Умерла от водянки в земской больнице Фатежа. Хоронили «Неизвестную» на деньги городского общества. Сердобольный ямщик ходил, пока жив был, на её могилку – проведать несчастную, клал к деревянному кресту любимые полевые цветы Матрёны – голубые васильки.
...Услышав из уст земляков Матрёны Павловой повествование о горестной судьбе красавицы-крестьянки, ставшей было госпожой-барыней, совсем другими глазами смотрю на до боли в сердце знакомый лик «Неизвестной»...
