Улица Широкая – улица моего детства. Сколько связано с ней воспоминаний!
Еще мальчишкой я любил наблюдать, как по утрам пастух собирал стадо коров. Чтобы увидеть эту картину, просил бабушку разбудить меня на заре. Укутавшись потеплее, садился на камень и слушал, как хозяйки доят коров. Одна ласково уговаривала: «Зоренька, милая, не крутись, родимая». Другая, наоборот, бранилась. И так в каждом дворе.
В утренней тишине слышался звон ударов молочных струек о подойники – дзинь, дзинь…
Вставало солнце. И вот уже на улице появлялся пастух. У нас долгое время им был Виктор Васильевич Клочков. Он медленно, с достоинством шел к Терновскому мосту, откуда и начинал собирать стадо. Через плечо у него болтался длинный кнут, в руках он держал палку. Хозяйки из дворов приветствовали пастуха. На дороге его поджидала та, которая в этот день должна была кормить. «Столовался» Васильевич в каждом дворе. Существовал негласный закон: «Сам не доедай, а пастуху лучшее отдай». Я помню, как к этому дню моя бабушка резала куренка или шла на базар покупать мясо. Стряпала пирожки, блины, вареники. Для Васильича борщ варила отдельно.
Хозяйка демонстративно несла пастуху харчи, а соседки как бы ненароком подходили к стряпухе с незатейливыми вопросами – любопытствовали, как и что приготовлено. Потом это была тема для пересудов на весь день.
Пастух принимал завтрак, благодарил и, как ни в чем не бывало, продолжал свой путь. И вот он доходил до моста через реку Карасун. Тут же раздавались звуки рожка и щелканье кнута. Эта «музыка» неслась над проснувшейся улицей.
Хозяйки начинали выводить коров со двора. Но опять – каждая по-своему. Одна, выпуская из калитки, ласково поглаживала кормилицу по спине, приговаривая: «Ну, пошла, милая». И «милая», оглядываясь по сторонам, медленно брела со двора. Другая выводила свою буренку на веревке, потчуя по дороге хлебом или пучком травы. Женщины, подгоняя коров, успевали обменяться новостями, пошутить.
Коровы, подгоняемые пастухом, неторопливо покидали улицу, направляясь к выпасу. Хозяйки возвращались к своим дворам, судача о тех, кто сегодня «проспал стадо». Если то была молодуха, говорили: «Ну, и обнимал же он тебя ночью, зарю проспала…» Но тут же кто-нибудь защищал «провинившуюся»: «Ладно, бабы, нехай обнимае, пока молодая». А девушка, сгорая от стыда, быстрее гнала свою буренку к стаду. Если же случалось такое с пожилой женщиной, то той и вовсе спуску не давали.
Так и неслись по улице шутки и смех. А потом все женщины вдруг разом исчезали. У каждой хватало дома своих дел. У меня же слипались глаза. Я брел на сеновал и засыпал...
