Письмо из Туапсе. Теплое и дружеское. Написано крупным старательным почерком, которым в былое советское время писали учителя начальных классов, когда в школах еще не знали о шариковых ручках и использовали перья с легким нажимом и наклоном вправо:
«Прочитала все ваши книги о станице Новопокровской и как будто побывала на своей малой родине. Спасибо вам. Все эти годы, с 1958-го, меня преследовала ностальгия. Не смогла я полюбить ни горы, ни море. После смерти Владимира Алексеевича в 1984 году…».
И здесь я остановился: так спешил распечатать конверт, что не обратил внимания на фамилию адресата. Еще раз просмотрел. И сердце вздрогнуло. Письмо от Раисы Ивановны Селиверстовой – жены моего любимого школьного учителя Владимира Алексеевича. Мы никогда не были знакомы с ней, хотя я ее видел то в центре, то в школе, то на демон-страциях.
Раиса, так мы теперь будем ее называть, родилась в станице Новопокровской в 1924 году, в казачьей семье. Дедушка по отцу – Дмитрий Иванович Фендриков был до революции станичным писарем. Только за одно это в годы советской власти его репрессировали, сослали в Казахстан, хотя и был он на то время уже колхозником. Другой дед по материнской линии, тоже казак, Николай Абеленцев, раскулаченный по надуманному предлогу, умер от голода в 1933 году.
Совсем подкосил семью 1937-й, когда при загадочных обстоятельствах во время инспекторской проверки ильинского леспромхоза умирает отец Раисы. Семья вмиг осталась без кормильца, надежды и опоры. Именно тогда не по годам повзрослевшая девочка-подросток поняла: «…Кончилось детство. В наши души закрались тревога и страх, в жизнь вошли горе и нищета. Мама была малограмотной, работала в колхозе, больная, а мы ей помогали» (мы – это сама Раиса и ее сестра Зина – из книги Раисы Селиверстовой «Мой казачий край», Туапсе, 2007, стр. 18).
Семью выручали огород и вечная кормилица селян – корова.
Наряду с трудностями случались и радости. Но их было мало.
Как-то летом 1939 года (жили они на улице Суворова) мама попросила Раю принести питьевой воды из родника. Девочка взяла в одну руку два ведра за дужки, в другую – коромысло. Шлепая босыми ногами по пыли (все лето ходила босиком), напевая знакомую песню, направилась к реке.
Немного отошла от родника, как неожиданно перед ней, словно из-под земли, появился неизвестный юноша.
- Да разве можно такие ведра таскать?
- Для меня не тяжелые. Я к ним привыкла.
- Опусти. Я помогу.
Познакомились. Владимир был физически хорошо сложен, черные кудри и синие-синие глаза. Приехал к тетушке в гости (ее хата стояла на пересечении улиц Ворошилова и Кубанской) из Донецка, где он учился на втором курсе педагогического института.
Потом они стали встречаться, дружить. Кстати, на следующее лето он снова приехал в Новопокровскую. Изредка переписывались. Его письма были необычные. Звуковые. Записанные на гибких пластинках. Каждый раз, когда их приносил почтальон, возникала проб-лема с прослушиванием. Патефона у Фендриковых не было, приходилось идти к соседям. И хотя в письмах ничего особенного не было, кроме отчета о прочитанных книгах да спора, кто лучше: Андрей Балконский или Наташа Ростова, но смущение было, ведь весточки предназначались ей, а получалось, что их слушали посторонние люди.
Начавшаяся Великая Отечественная война оборвала связь между молодыми. Да и жизнь Раисы пошла по-другому. Чтобы помочь маме, окончила курсы мастеров-брынзоделов. В 16 лет начала трудовой путь. Наравне со взрослыми мужиками катала по земле 50-килограммовые бочки с продукцией. Но была и положительная сторона ее работы: у нее теперь имелись реальные деньги, которых мать в колхозе не видела, а только расписывалась за них в ведомости за год.
Работала Раиса сначала в селе Горькая Балка. При подходе фашистов ее командировали в село Красное Красноармейского района под Краснодаром. Там девушку настигла оккупация. Не задерживаясь ни дня, она решила уйти оттуда, надела ветхую одежду, намазала сажей лицо, чтобы не привлекать внимания оккупантов, и вместе с подругой Ниной отправилась пешком в дальний путь. Не выходя на шоссейную дорогу Краснодар–Тихорецк, где их могли остановить немецкие патрули, держались лесопосадок, упрямо двигаясь на север. Конечно, рисковали неимоверно. С дороги их могли обстрелять, но, наверное, им Бог тогда помогал: через неделю, невредимые, пришли в Новопокровскую.
На улицах, где они появились, на них, замарашек, никто не обратил внимания. Но было страшно другое: едва они вошли во двор Фендриковых, как на них уставились злые вражеские глаза, как бы спрашивая: «Кто такие?». Мама объяснила через переводчика, что это ее дочери, были у бабушки. Немцы отстали.
Полгода оккупации, казалось, тянулись бесконечно.
Фашисты держали население в страхе, по центральной улице каждое утро в одно и то же время в сторону Белой Глины уходили машина за машиной с еврейскими семьями, которых расстреливали у старого кладбища. Помимо этого оккупанты отбирали продукты у населения, скот, не гнушались даже скудной одеждой станичников. В семье Фендриковых все их богатство – платья – вместилось в чемодан среднего размера. Но и его захватчики не пропустили, прихватив с собой.
Однажды, угрожая автоматами, гитлеровцы согнали к какой-то бочке малышей. Оказалось, там запечатан мед. Фашисты думали, что он отравлен. Решили проверить на детях. Дали каждому блюдце, ложку, открыли бочку. Ковшом черпали мед и разливали по блюдцам. Матери малышей, узнав в чем дело, кинулись их спасать, но были остановлены автоматными очередями. В тех ребят, которые не хотели есть, тоже стреляли – поверх голов. Убедившись, что мед не отравлен, разогнали детей, гоготали, играли, достав из кармана губные гармошки. У многих ребятишек после этого появился нервный тик, а их матери поседели.
Недолго фашисты веселились, реже слышались звуки губных гармошек. Сталинградская битва вселила в них настоящий ужас. Постояльцы в доме Фендриковых менялись каждый день: одни ехали в направлении Сталинграда, другие в полусумасшедшем состоянии – обратно.
Осень. Холодно. Одежда у них легкая, белье вискозное, вшивое, потрепанное. Все чаще в разговорах слышалось: «Гитлер капут!» (книга «Мой казачий край»).
А когда в январе 43-го станицу освободили, Раиса твердо решила уйти на фронт. То, что она увидела и пережила в оккупации, не давало покоя. Ей хотелось отомстить врагу за те горе и страдания, что принес он на нашу землю.
Определили ее в отдельный парк инженерных машин Северо-Кавказского фронта. По слуху, вроде бы мирное название, но в годы войны именно это военное подразделение разминировало дороги в освобожденных районах, возводило разрушенные мосты на реках, а девушкам, служившим там, отводилась роль регулировщиц. Едва-едва освобождали какой-либо город или населенный пункт, и на их улицах возникали потоки военных машин, другой техники, как тут же на центральной улице появлялась девушка в пилотке, солдатской гимнастерке, серой юбке, кирзовых сапогах, с планшеткой на боку, а в руках – белый и красный флажки, которыми она ловко управляла движением. Каждый день, когда девушки заступали на пост, они рисковали жизнью. Никто не мог их защитить ни от выстрела снайпера, ни от бомбежек и снарядов, ни от пронизывающего ветра. С этим «парком» Раиса исколесила всю Кубань.
Тогда же, в 43-м, совсем неожиданно где-то под Новороссийском она встретила Владимира. Но теперь это уже были другие встречи и разговоры. Два любящих человека потянулись друг к другу. Целых полгода длилась их радость, затем пути разошлись. Раиса осталась в своем «парке», а Владимир попал в десантно-бронебойную часть. Связь, конечно, поддерживали друг с другом, но девушка знала, что десантников бросали на самые опасные фронтовые участки. Когда подолгу не было от него писем, она все же ждала, надеясь на чудо.
В качестве старшего батальонного разведчика Владимир прошел путь от Кубани до Берлина, участвовал в десантах на Тамани, штурмовал Сапун-гору в Севастополе, преодолевая со своими боевыми товарищами опасные горные дороги Карпат, польские болота. Как он воевал, говорят его награды: медали «За отвагу», «За боевые заслуги», орден «Солдатская слава» III степени, орден Отечественной войны и другие...
После войны Раиса и Владимир поженились, приехали в Новопокровскую. Теперь уже здесь Владимир Алексеевич блестяще преподавал литературу, работая в новопокровском педагогическом училище, директорствовал в начальной школе № 11 (ныне музыкальная школа), в средней школе № 2. Раиса после педучилища окончила армавирский педагогический институт, работала учителем начальных классов, воспитателем в детском саду. Супруги любили свою работу, отдавали ей свои лучшие душевные порывы, хотя неустроенный быт очень мешал этой работе, ведь никаких привилегий у бывших фронтовиков не было. Какой скудной была их тогдашняя жизнь говорят такие факты: сыну перешивали отцовскую одежду, а дочери приходилось придумывать что-нибудь «на ходу».
Когда Раиса демобилизовалась, ее подруга, медсестра, подарила ей 20 метров плотной белой марли. Из них она сшила дочери два платьица (двойным слоем), покрасила в голубой и розовый цвета, добавила к ним башмачки, которые сама же сшила из куска плащ-палатки, – вот и весь наряд.
В 1958 году, узнав из газет о бедственном положении школ в разрушенном Туапсе, супруги посчитали своим долгом поехать туда, где было еще труднее. Владимир Алексеевич за свою активную творческую работу удостоился почетного знака «Отличник народного просвещения».
В настоящее время Р.И. Селиверстова занимается общественной деятельностью. Она является почетным есаулом черноморского казачьего коша, пишет воспоминания, стихи, песни. У нее четыре внука и четыре правнука.
