В скучный перечень событий хочется внести свежее дыхание, новые яркие краски и разноцветить картины событий, и тогда они предстают в другом свете и понимаются по-другому. Так случилось, что одним из моих механиков во время работы на одном из балкеров был Алексей Лунин, который был на несколько лет моложе меня, но прошёл хорошую школу моряка. Работал в рыболовном флоте, на Кубе, потом много лет работал на разных торговых судах по контрактам. Мы часто беседовали с ним в свободное время, наши взгляды на жизнь, море, семью во многом совпадали, и нам было интересно общаться. В один из вечеров он рассказал мне историю, которая приключилась с ним много лет назад, когда он работал на Кубе.
Эта история не оставила меня равнодушным и я вспомнил о ней через много лет, когда начал писать свои воспоминания о море.
Вот она, история о жажде жизни и любви, рассказанная мне Алексеем Луниным и пишу я его историю от первого лица.
{mospagebreak}
I ЧАСТЬ
Куба - ключ к Карибам, Мексиканскому заливу и Центральной Америке - она находится на пересечении исключительно важных торговых путей.
Я был одним из кандидатов на должность старшего механика новых испанских рыболовных траулеров, и кубинская администрация отправила меня в короткий рейс на один из своих траулеров типа СРТР дублёром старшего механика.
Моя задача в качестве дублёра старшего механика состояла в том, чтобы знать все возможные возникающие проблемы главной силовой установки при работе судна с тралами, траловой лебёдкой и изучить прочие проблемы по обслуживанию промыслового судна на промысле. Мне выделили отдельную каюту, где едва умещалась койка. Здесь же складировали сети, старые тралы, резиновые и пластмассовые буи и прочие снасти.
Старшим механиком на этом судне был мой старый приятель Сева Подорожный.
Кубинские рыболовные суда работали недалеко от берега, и продолжительность рейсов редко составляла больше 20 суток.
Всё зависело от умения капитана ловить рыбу, от удачи. И когда рыбой заполнялись в трюмах все ёмкости (ящики с мелко колотым льдом), суда возвращались в порт и сдавали рыбу на портовый холодильник.
Прошло примерно 10 дней нашего нахождения в море, всё шло обычным чередом - днём мы по несколько раз производили траление. Всегда интересно было, когда на палубу вытаскивали трал. И. хотя уловы были совсем небольшие (2-3 тонны), в трале, кроме рыбы, чего только не было: кальмары, мурены, креветки, морские звёзды и ежи, разнообразные кораллы и ракушки.
Иногда попадались мелкие акулы, черепахи, морские «черти», лангусты, ну и прочие морские «гады», из морских глубин Карибского моря.
Под ярким солнцем Карибского моря, в окружении чёрных тел кубинцев, я словно окунался в толщу времён, словно возвращался в те загадочные времена, когда пираты грабили другие суда и возможно вот так же грудились на палубе и рассматривали добычу. Только улов у них был другой!
После нескольких дневных тралений ложились в дрейф, а вечером и ночью команда отдыхала, что было для нас, советских моряков, весьма странно.
Капитаном был наш русский специалист, Виктор Зеленин, мужчина 40-45 лет, видавший виды моряк и знающий своё дело рыбак. Но и он не напрягал кубинцев, понимая, что они люди совершенно другого менталитета и не привыкли работать по ночам.
Кубинцы отличались веселым характером, музыкальностью, любовью к развлечениям и праздникам. Они всегда открытые, гостеприимные, жизнелюбивые и бескорыстные.
Музыка на Кубе - часть души народа, поэтому необходимо и органично входит и в его повседневную жизнь. Наши судовые кубинцы не были исключением и по вечерам они устраивали импровизированные концерты с песнями и танцами - чудесной смесью африканской, испанской и так называемой афро-кубинской культур.
Страстные и темпераментные ритмы румбы, мамбы, ча-ча-ча или болеро звучали на палубе и разносились по всему окружающему нас Карибскому морю. И нам казалось, что и обитатели морских глубин пританцовывали вместе с нашими моряками.
В один из вечеров, когда закончились все судовые работы, команда поужинала и все разошлись по каютам, я решил постирать свой рабочий комбинезон старым морским способом. Привязал комбинезон крепким шкертиком и бросил его за борт с кормы судна, отрегулировав длину стравливанием шкертика.
Комбинезон будет болтаться, и стираться за бортом несколько часов. Но потом его нужно будет вытащить, иначе от него останутся рваные тряпки.
Судно было на ходу, так как капитан решил сменить место нахождения судна и район траления. На море была тихая погода, ярко светила луна и ничего не предвещало о том, что может что-то случиться!
Мне захотелось посмотреть, на какую длину выпущен шкертик, и я решил залезть на планширь, который в это ночное время был довольно скользким, но я снял свою обувь.
Одно неверное движение, соскользнула нога, и я упал за борт!
{mospagebreak}
II ЧАСТЬ
Сразу же, как очутился в воде, я начал звать на помощь. Но судно с удивительной для глаз скоростью стало удаляться от меня. Уже через несколько минут я понял, что кричать бесполезно и у меня осип голос. Всё воспринималось мною как что-то нереальное, словно всё это происходило не со мной, а с кем-то другим.
Судно уменьшалось в размерах, и скоро я перестал видеть даже сигнальные огни.
Не хотелось верить, что это я, а не кто-то другой барахтаюсь в море.
Сначала я пытался плыть в сторону уходящего судна, но скоро выдохся, лёг на спину и стал обдумывать, что мне делать дальше.
Страха не было, была сильная обида, что это случилось со мной, ведь я так молод, мне хотелось жить, а судьба так жестоко меня испытывает!
Повезёт ли мне, смогу ли я выжить в этой ситуации? Мысли в голове лихорадочно сменяли одна за другой!
Луна была полная, звёзды на небе были очень яркие и как-будто подмигивали мне.
А потом вдруг внезапно нарисовался облик мамы, неясный, бесконтурный - но это была она, и что-то шептали её губы…Какие были слова, не знаю, но они как-то ободрили меня, вселили надежду в то, что всё кончится благополучно. Скоро образ мамы растаял, исчез.
Вода за бором была +22 - +23 градуса Цельсия, но от долгого пребывания в солёной воде у меня появился лёгкий озноб. И соль, которая всё-же попадала в глаза, вызывала зуд и жжение в них. Сколько времени прошло, а вокруг ничего, страшно тихо, только дорожка от луны струится по воде. От прочитанных когда-то и некстати припомнившихся сведений о хищных рыбах, акулах, скатах, мантах в сердце стал закрадываться страх, что они непременно объявятся тут по мою душу и бренную плоть! Особенно жутко думалось об акулах, которых мы так безжалостно ловили и убивали на палубе - теперь их черёд поквитаться со мной!
Но нельзя бояться, нельзя бояться - повторял я себе, - ты выплывешь, ты спасёшься, ведь не зря же мне явился мамин образ!
В какой-то момент блеснул огонек, и я перестал плыть, замер, затаил дыхание и усиленно всматривался в горизонт. Огонёк снова мигнул и пропал. Я перевернулся на спину и медленно поплыл в этом направлении, экономно расходуя силы.
Огонёк теперь призывно мерцал в темноте тропической ночи.
Перед глазами мелькали события последних дней, они никак не выходили из моей памяти. А мне почему-то вспомнилась притча про лягушку в молоке, которая долго барахталась, сбила масло и поэтому не утонула.
Чем же я хуже?! - буду бороться, надеяться на лучшее. Вот и цель появилась: огонёк на далёком берегу манил к себе. Но сил почти не осталось.
Начались мелкие судороги ног, что очень меня испугало. Я стал щипать себя за икры ног и немного облегчил их состояние, но руки двигались очень вяло, медленно.
Мысль сверлила, что есть надежда, теперь нельзя сдаваться, нужно плыть, только плыть, несколько взмахов рукой, но плыть, впереди спасение!
Когда я уже стал различать, что это горит костёр на берегу и там видны силуэты людей, я попытался кричать, но голоса не было, только какой-то хрип и сипение.
Ну, уж теперь-то я буду бороться до конца, мне очень захотелось жить, а она, жизнь, была так близко, хотя до неё ещё нужно доплыть!
Обессилевшие ноги тянуло вниз и вдруг я коснулся ступнями острых корралов, но не почувствовал боли. А что могло быть более радостней для меня, чем ощущение того, что под ногами твердь, острая, но твердь!
Я медленно пополз по корралам, обдирая ноги. Но никакая боль не могла сравниться с той радостью, что я доплыл, я смог сделать это! Мама, я жив, жив!
Подташнивало, хотелось пить, но я упорно лез на берег, а потом пополз, обдирая локти и живот по коралловому припою.
Через мгновение я потерял сознание, а очнулся от яркого солнца, лучи которого били мне прямо в глаза через проём окна какого-то жилища.
Приподнял голову и увидел, что лежу на циновке, которая была расстелена на каком-то топчане. Под головой у меня были мотки сеток от рыболовных снастей.
Наверное, у каждого бывают моменты в жизни, когда почти наверняка знаешь: «Что-то случится или уже случилось». И, кажется, что можно упредить беду, а не получается. Словно по какому-то року всё происходит так, как ты не мог никогда предполагать!
Вот так случилось и со мной!
Да разве мог я ещё вчера подумать о том, что со мной произойдёт, и где я окажусь?
Да никогда!
{mospagebreak}
III ЧАСТЬ
Через самодельную бамбуковую занавесь в проёме дверей сверкали любопытные глазки двух девочек-погодков, лет 7-8, не решавшиеся меня тревожить.
Но видно, что им было очень любопытно.
Я подмигнул им одним глазом, девчонки засмеялись и убежали.
Голова была налита свинцом, хотелось встать, но мне не удавалось оторвать голову от сеток. Снова немного подташнивало, как тогда, когда я полз по кораллам.
Хотел что-то сказать, но голоса по-прежнему не было, только невнятное сипение.
Шумно загремели бамбучины занавеси, и вошла мулатка с чашкой в руке.
От чашки исходил пьянящий аромат кофе.
«Bуenos dias el senor!» - звонким мелодичным голосом произнесла женщина.
Я хотел ей ответить, но только просипел что-то в ответ.
«Я Гортензия, а ты кто такой?»
Я владел испанским языком на достаточном уровне, чтобы понимать такие простые фразы и просипел: «Я Алексей, русский моряк».
Она улыбнулась, присела рядом и протянула мне чашку с дымящимся кофе.
Мои руки дрожали, но удержать чашку с кофе сил хватило.
Никогда ещё я не пил такого вкусного напитка! И сейчас жадно пил, обжигая язык и нёбо.
Всё это время Гортензия наблюдала за мной, не произнеся ни слова.
Ей было лет 30-35, небольшого роста, крепко сбитая, с блестящими чёрными волосами, крупными карими глазами, ослепительной улыбкой, обнажавшей ряд белых зубов.
От утреннего солнца или от внутреннего тепла ярко светились и улыбались её глаза, от неё исходило какое-то тепло, умиротворённость - это была сама жизнь в образе женщины.
Подбежали девочки, окружили мать и уставились на меня своими большими карими любопытными глазёнками.
Жизнь медленно возвращалась, начал прорезаться голос и я стал рассказывать ей, что случилось, мешая испанские слова с русскими и боясь, что не успею или не смогу всё рассказать. Она слушала, не перебивая, изредка покачивая головой, подтверждая, что всё поняла, но я снова возвращался к этой теме и повторял все ночные события.
Гортензия рассказала мне, что живёт в этом доме одна, с дочками, муж умер три года назад, и она занимается рыбалкой.
Сама выходит в море, а пойманную рыбу продаёт на местном рынке. Мне повезло, что в этот вечер они всей семьёй развели костёр и жарили улиток на вертеле.
А меня нашли девочки, которые отлучились по нужде и увидели, что на берегу лежит мужчина. Втроём они затащили меня в свою хижину, уложили на топчан и дожидались того момента, когда я очнусь.
Через несколько часов я настолько окреп, что смог подняться с топчана и выйти наружу.
Назвать домом это жилище, было бы слишком смело сказано, но что нужно человеку, живущему у моря в таком тропическом климате - стены, непроницаемая от дождей крыша, возможность пользоваться электричеством, пресной водой - было, как говорится, в полном комплекте.
Девочки спали в небольшой комнате на старых примитивных, скорее всего самодельных кроватках, а Гортензия - в комнате, на широкой деревянной кровати. Рядом с ней располагался топчан, где сегодня ночью мне «посчастливилось» отлежаться.
Я был рад, что остался жив, что судьба подарила мне жизнь. Но меня начала угнетать мысль: «А как же там, на судне, ведь утром обнаружили, что меня в каюте нет и на корме осталась моя обувь! Что там думают, что будут предпринимать?». Вот уж советское воспитание: не радоваться тому, что жив, а думать о том, что где-то и как-то о тебе подумают!
Я знал, что капитан порядочный человек, грамотный моряк и конечно он предпримет какие-то действия для моего поиска. Но только как долго мне придётся ждать этого?
Я спросил у Гортензии место примерного нахождения её жилища. Она сообщила, что жилой посёлок находится отсюда в нескольких километрах.
Меня это немного успокоило - значит, нескоро сюда могут нагрянуть кубинские власти.
Молодость! Только она способна быстро забывать неприятности, искать в случившемся новизну! А дух приключений не покидал меня никогда.
Ведь я почти Робинзон Крузо, только у меня вместо Пятницы прекрасная Гортензия!
В самых смелых мечтах нельзя было придумать более невероятную ситуацию, чем та, в которой я сейчас находился.
Забыты были мои терзания, когда я барахтался в воде, прощался с жизнью и страшно боялся, что меня растерзают акулы.
Целый день до рези в глазах я напряжённо всматривался в горизонт, ожидая появления своего судна, но напрасно: горизонт был девственно чист!
Гортензия приготовила кубинский суп с чёрной фасолью и накормила меня очень вкусно приготовленной рыбой. Девочки делали сок из сахарного тростника, пропуская его стебли через специальную выжималку, а потом в сок бросали кусочки льда - чересчур сладко, но вкусно! С девочками я быстро подружился, чувствовалось, что они нуждаются в мужском внимании, а уж своё внимание они оказывали мне постоянно и с удовольствием!
Гортензия вся светилась - ведь в этом доме так долго не было мужчины.
И вот вчера море выбросило, в подарок ей, мужчину, молодого и сильного.
Она была счастлива - это чувствовалось в каждом её слове, улыбке, в том, как она ходила, накрывала на стол, следила за каждым моим движением.
Иногда она невзначай прикасалась ко мне рукой, то грудью, то прижималась той частью тела, которую так любят мужчины.
У меня от желания уже горело лицо, не говоря уже о другом. И я желал только одного: остаться с Гортензией наедине. Но девочки не отходили от меня, а мулатка только звонко смеялась и ещё сильнее дразнила меня.
День казался таким длинным, и все эти события, ожидания и желания сморили меня.
К вечеру я настолько устал, что когда прилёг отдохнуть на свой топчан, то сразу уснул.
Проснулся я в полной темноте и задохнулся от крепкого поцелуя Гортензия.
Тёплые полные губы захватили весь мой рот, язык Гортензии вонзился в меня, яростно лаская. Я обхватил это извивающееся в желании горячее тело, и мы свалились с ней в её кровать. Не прошло и минуты, как мы выбросили друг в друга всё накопившееся: у меня за последний месяц, а у неё может быть и за годы!
Когда она немного успокоилась, то взобралась на меня, и какое же блаженство было держать в ладонях эти крупные груди с твёрдыми торчащими от желания сосками и чувствовать, как из её лона пышет жар прямо на мой живот - как же это было прекрасно!
Жизнь щедро одарила меня за все муки, которые почему-то быстро забылись!
И под струями воды в душе и лёжа потом на циновке, когда в проёме окна на небе сияли звёзды, яркие звёзды, когда уже губы опухли и в теле разлилась приятная слабость, я вдыхал аромат её свежепромытых волос.
Мы опять любили друг друга, и она, ощущая меня в себе, шептала на испанском:
«Sobre, el amor mi!», «Sobre, el amor dulce!» и мы засыпали на несколько минут, просыпались и снова любили! Это могло продолжаться бесконечно, и у меня было такое чувство, что всё это происходит с кем-то другим, будто сидишь в кинозале и будет скоро конец…
Мы понимали, что это короткое время запомнится на всю жизнь, что это время как раз из тех, которые приходят на память, когда думаешь о подобии счастья!
И это счастье продолжалось три дня, всё было в каком-то угаре, тумане, а я уже не ходил на берег. Гортензия не выпускала меня из дома, разве что по нужде, а всё остальное время она кормила меня, занималась девочками и сама проверяла горизонт.
Но всё хорошее когда-нибудь кончается.
{mospagebreak}
IV ЧАСТЬ
Так закончилось и моё пребывание у Гортензии.
На четвёртый день прибежали девчонки с криками, что к нашему берегу пришёл какой-то корабль, с него спустили шлюпку, движущуюся к нашему дому.
Я так обрадовался, что не сразу заметил, как сильно побледнела Гортензия, и у неё из груди вырвался сдавленный стон.
На судне хватились меня утром, но капитан, мудрый человек рассудил так: что если я жив, то они придут и заберут меня, а если я утонул, то какая разница, когда сообщать - через день или через три.
Со своими спасительницами я распрощался быстро. Девчонки весело смеялись и махали мне ручками. Гортензия стояла со сжатыми губами и не сказала мне на прощанье ни одного слова. А я лихорадочно и суетливо залез в шлюпку, словно боялся, что отсюда меня уже не заберут.
Мы, мужчины, эгоисты всегда - как по жизни, так и в любви.
Как же я тогда не понял, не заметил, что смертельно ранил Гортензию своей радостью отбытия. Нет, не Гортензию я ранил, а оскорбил её любовь, которую сам же зажёг и которая разгорелась таким сильным огнём. Приход шлюпки разбил её сердце.
Нет мне прощения - это я понял гораздо позже, уже в долгой разлуке с Гортензией.
Не сумел сказать ей на прощанье тех слов, которых женщины ждут всю жизнь.
А ведь я мог их сказать, я ведь тогда любил её - все эти три дня, и не было никого в мире желаннее и милее её, моей Гортензии!
Шлюпка тронулась и увезла меня от берега любви и счастья, которое я там познал!
{mospagebreak}
V ЧАСТЬ
Много лет прошло после этого случая, я уже начал забывать, что в каком-то уголочке Кубы есть место, где я познал любовь и был так счастлив - целых три дня.
Однажды я смотрел дома передачу «Жди меня» и услышал объявление, что на связи с передачей будет Гавана, столица Кубы.
Всё, что касалось Кубы, всегда вызывало во мне интерес, а тут прямая передача из Гаваны. В небольшой группке людей, стоящих рядом с комментатором Кубинского телевидения, моё внимание привлекла очаровательная молоденькая девушка, лет 17-18-ти.
Что-то мне в ней показалось привлекательно-знакомым, но я не мог понять, что именно.
Каждый из выступающих просил разыскать своих родственников или знакомых.
Когда подошла очередь говорить молодой девушке, её лицо показали крупным планом.
Цвет кожи у неё был чуть светлее, чем у мулатов, она была прекрасна - как настоящая кубинская королева красоты. Но главным образом меня удивили её глаза.
Они были огромные и синего, синего цвета.
Когда она сказала, что ищет папу - русского моряка Алексея, у меня замерло сердце.
Я понял, я сразу понял, что эта красавица с синими глазами - моя дочь!
Алексеем звали меня, и синие глаза всегда были предметом моей гордости.
Она сказала, что хочет найти своего отца и встретиться с ним.
Звали её Гортензия, она через комментатора дала свои координаты, а я всё сидел в кресле, и у меня было такое ощущение, что я не приобрёл кого-то, а что-то потерял!
К тому времени я уже был разведён, но второго брака не случилось, так что была полная возможность встретиться с вдруг появившейся у меня дочкой.
Координаты мне сообщили из редакции «Жди меня».
Я позвонил Гортензии и сообщил, что вылетаю в Гавану.
Можете представить, что у меня было на сердце, когда я летел на Кубу и представлял себе все варианты встречи с дочерью.
В аэропорту Гаваны, когда я прошёл в зал ожидания, мне снова сверкнули как тот огонёк, который меня спас, синие, синие глаза дочери Гортензии!
Она бежала ко мне, раскинув руки, и буквально упала в мои объятия.
Гортензия шептала мне на испанском языке: «Sobre, mi papa!», «Sobre, mi papa caro!».
Я обнимал её и опять уловил запах свежепромытых волос, который когда-то сводил меня с ума!
А рядом стояла другая: моя поседевшая Гортензия, с нею были две женщины, её дочери, с мужьями и детьми.
Так у меня появилась кубинская семья после долгих лет разлуки.
Недаром говорят, что нельзя покидать любимых женщин!
P.S.
Вот такую историю рассказал мне Алексей Лунин, а я только добросовестно изложил её, стараясь быть точным и деликатным. Надеюсь, что и друга своего не обидел этим своим пересказом. А читателям придётся оценить, как это получилось.
Может быть, кого-нибудь эта история сделает более внимательным и чутким к любящим нас. Чтобы не терять их на долгие годы или навсегда. Дай-то Бог.
