Юрий Рощин тем летом многих в нашей деревне удивил. Почти все его сверстники, окончив школу, никуда из родной области не уехали, здесь, кто в вуз поступил, кто в техникум, а кто-то до армии решил в колхозе поработать. А он на Дон через пару недель снова помчится: в городе Новочеркасске в политехническом институте будет учиться, горное дело познавать. Мать, как ни уговаривала не покидать родные места, не послушался.
Конечно, Юрий мог бы и в Ленинградский горный институт поступить.
– Но там, – убеждал он мать, – не так будет понятным горное дело. Другое дело Ростовская область. Донской край богат не только пшеницей, он еще и углем славится. Здесь едва за Миллерово отъедешь, как кругом терриконы виднеются, шахты, значит, работают. Интересней учиться будет, быстрее смысл горного инженера поймешь. Так и хочется побывать под землей, воочию увидеть труд шахтеров. Как-никак, а через пять лет и я в их семью вольюсь, но уже не как посторонний человек, вроде своим для них буду.
– Может, ты и прав, сынок, – соглашалась Анна Тимофеевна, – твоя профессия, наверное, особого подхода требует. Тебе виднее. Одно нескладно, что далече от дома будешь.
В субботу мать велела Юрию баньку истопить. Как же без нее перед дальней дорогой, без березового веника в жаркой парной? Так всегда в деревне было. И никто этот обычай не нарушал.
Юрий с утра решил заняться важным делом. Самая трудная работа – воды из колодца в бочку натаскать. Тара объемистая – двадцать пять ведер вмещает, хватит на большую семью.
Колодезный журавль то и дело ныряет в холодную глубину. И когда в очередной раз поднялся на поверхность, к Юрию приблизилась соседская девочка с пустым ведром.
– Бабушка за водой послала? – поинтересовался Рощин у Светки. – Тогда подожди чуток, сейчас налью из своего ведра.
– А я никуда не спешу. Сама к колодцу пришла. – И тут же спросила: – Это правда, что ты из деревни уезжаешь? Говорят, далеко.
– Правду говорят. А тебе что с этого?
– Так спросила, разве нельзя?
Юрий поймал себя на мысли, что ему интересно разговаривать с такой непосредственной девочкой. Раньше он с ней и близко не стоял, даже словом никогда не обмолвился. Не замечал, мало ли таких, как она, пионерок, в деревне. Он больше на сверстниц заглядывался.
Пока журавль поднимал вед-ро с водой, Юрий и Светка неожиданно встретились взглядами. И он впервые так близко увидел ее глаза. Синие-синие, будто два василька горят. Легкое платьице плотно облегало ее стройную фигурку, русая коса свисала до пояса. А на правой щеке ямочка – такая милая и притягательная. Настоящая красавица растет, многие парни побегают за ней.
– Сколько тебе лет, Синеглазка? – вдруг спросил Юрий. Девочка не удивилась, что ее так назвал Рощин. Она давно привыкла к этому имени. Бабушка не раз, глядя в синие глаза внучки, произносила: «Синеглазка ты моя любимая».
– Четырнадцать в мае было, – улыбнулась Светка, – а так мне семнадцать дают. Бабушка и та говорит, что я почти уже невеста.
– Небось, уже и жениха присмотрела? – пошутил Юрий.
– Какие женихи! – отмахнулась весело Светка.
– Тогда я первым буду, – подмигнул Рощин.
– Согласна, – то ли в шутку, то ли всерьез ответила юная соседка и, подхватив ведро с водой, пошла домой. И ни разу не обернулась.
Прошли годы. Сколько всего, Юрию недосуг было их считать. После института ударная работа каждый день, и все сроки и сроки, глаза кверху некогда поднять. Ни разу, как следует, в отпуске не отдохнул. Наконец-то, начальство сжалилось:
– Вот тебе, Рощин, отпуск, поезжай в свою деревню, на море слетай, здоровье поправь. Вызовами беспокоить не станем. Заслужил, так сказать, полноценный отдых.
Пассажирский поезд остановился на знакомой станции. Юрий вышел из вагона, огляделся: может, на перроне кого-нибудь из нашей деревни увижу и, к счастью, узнаю.
Через две минуты состав тронулся, и перрон опустел. Рощин шел полевой дорогой. Августовский день был солнечным, но нежарким. Чувствовалось, что лето уже догорает. Рожь совсем забронзовела, пришло время уборки. Горячая пора недели три продлится. «Интересно, – подумал Юрий, – а дожинки в деревне все еще справляют?». В те годы, когда он жил в Боровке, в колхозе придерживались этой традиции, и народ весело гулял с вечера до самого утра.
Сзади послышался гул мотора. Рощин сделал шаг в сторону, чтобы пропустить «уазик». Но машина, поравнявшись с ним, вдруг остановилась. Открыв дверцу, водитель сказал:
– Вы, как вижу, в деревню идете. Так до нее еще километра полтора, давайте подвезу.
Юрий не сразу понял, что за рулем не мужчина, а женщина. И он на какое-то мгновение заколебался: может, она замужем, что подумают люди, когда увидят, что рядом с ней в кабине незнакомый мужчина? Лучше от греха подальше быть, пусть себе едет одна.
Женщина, увидев нерешительность Рощина, вышла из кабины «уазика»:
– Не знала, что такой солидный мужчина, а робкий. Да вы не бойтесь меня, я смирная, зря не покусаю, – и рассмеялась, и тотчас на правой щеке ямочка вспыхнула.
И что-то вдруг знакомое почудилось Юрию в этой хрупкой, слегка загорелой женщине. Он шагнул к ней навстречу и прошептал:
– Неужели это ты, Синеглазка? Вот уж не думал встретить тебя среди поля.
Женщина тоже узнала Рощина.
– А я до сих пор помню наш разговор у колодца. Когда уехал, все надеялась, что, может, однажды вспомнишь обо мне. Знаю, что не любишь письма писать. Вот и Анна Тимофеевна не раз жаловалась: раз в год пару слов чирканет, мол, жив, здоров, все в порядке. Ну, ладно, давай рассказывай, как ты живешь, семьей, наверное, обзавелся?
– Не успел, – смущенно произнес Юрий, – все шахты строил, то в России, то на Украине, то в Казахстане. Одни разъезды-переезды да гостиничный быт. Какая тут личная жизнь. Ну, а ты как?
– В колхозе осталась. Агроном я. Да еще главный. Сею, убираю. В страдную пору с утра до позднего вечера в поле. Так и не заметила, как в девках осталась.
Рощин, не отрываясь, смотрел в глаза Светки. А они по-прежнему такие синие-синие, как и тогда, у колодца, васильками горят. И как тогда, спросил:
– Сколько тебе лет, Синеглазка?
– Не угадаешь. В мае вроде тридцать было, а многие двадцать пять дают, – со смехом ответила она, – для свиданий, как видишь, гожусь. Может, пригласишь однажды?
– И не раз, – обрадованно произнес Юрий.
Синеглазка и Рощин еще долго стояли, обнявшись в поле, не веря счастливой встрече.
В. Верлин, член Союза журналистов России.
Из книги «Острова детства».
