Почему такое щемящее чувство появилось: хочется в прошлое. Тоска по прошлому связана не с возрастом, а с утратой той особенной атмосферы доверия и понимания, которую трудно воссоздать в сегодняшнем быстром и суматошном мире.
Помнится, школьницей я была, жили мы тогда в восьмиквартирном доме со стенами из соломы и глины. И все восемь семей – словно одна. Всякое за дверями происходило. Стены были тонкими, словно штора, сквозь которую проникали звуки и разговоры, становившиеся известны каждому жильцу. Однако соседи не использовали услышанное против кого-то, напротив, поддерживали друг друга, оказывая помощь мягко и незаметно, разрешая конфликты тихо и достойно.
Восемь квартир – восемь судеб. Счастье и радость, печаль и грусть – все на всеобщем обозрении. Нельзя назвать каждого жителя небольшого дома образцово-показательными людьми. Все соседи со своими, как говорится, тараканами – привычками, устоями, образом жизни.
В четвертой квартире, напротив нас, поселилась пожилая пара, а потом дочь замуж вышла, двоих детей родила. Ребята шумные, а родители двух поколений – интеллигентные, заботливые, вежливые и внимательные. И уживались как-то шесть человек в двух комнатах, совместно вели хозяйство, помогали друг другу.
Сверху над нами, в пятой квартире, – вдова с детьми и престарелой свекровью. Денег в семье явно не хватало, поэтому подростки часто голодали и благодарно принимали от жалостливых соседей вкусняшки – «тортик» (хлеб с маслом и сахаром) или фаршированное творогом печеное яблочко.
Бабушка у них была очень худенькая – голова на ножках, она строго соблюдала национальные традиции. Когда начинался и заканчивался Наурыз, мы хорошо знали. Потому что тихо было днем, когда все на работе и в школе. Трапезу по обычаю пожилая соседка откладывала на закат. И тогда начиналось! Нередко к поздновечернему столу приходили гости, которые топали за стенкой, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице.
На первом этаже в третьей квартире жили женщина, которая попытала счастье семейной жизни во второй раз, и ее двое сыновей. Но как-то не получалось свить крепкое гнездо. Мужчина нередко повышал голос, выражая недовольство поведением мальчиков и пытаясь доказать свое главенство грубыми словами. Женщина же хранила гордое молчание, терпела. Соседи лишь сочувственно наблюдали за всем этим, считая чужие семейные дела неприкасаемыми, полагаясь на то, что сама жизнь расставит все по местам.
На втором этаже жила приличная семья с неприличными детьми. Насчет взрослых троих сыновей ходили разные слухи, но в голос их никто из соседей не озвучивал. Были парни-погодки в какой-то нехорошей группировке. И чем они там занимались – в моей детской голове на этот счет были непонятки. Но спустя время взрослые на кухнях обсуждали печальные новости: старшего сына из седьмой квартиры убили, среднего в тюрьму забрали, младшего на учет в милицию поставили, а родители, до этого абсолютно непьющие, начали заливать горе крепкими напитками. Им было страшно выйти из квартиры, ведь каждый взгляд мог оказаться обвинительным, каждое слово – ненужным вопросом, на который невозможно подобрать достойный ответ. Мальчишки успели наделать ошибок, а теперь последствия возвращались, словно бумеранг судьбы. Никто специально не пытался усилить их боль, соседи проявляли деликатность, понимая, насколько тяжело переживать подобные испытания. Ведь иногда лучшее лекарство – простое человеческое понимание и отсутствие назойливых вопросов.
В восьмой квартире жила одинокая женщина с ребенком. Выглядела она всегда эффектно – высокая прическа с начесанной и залакированной гулькой, платья кримпленовые с люрексом по моде выше колена, лицо подрисованное, припудренное. Работала она в кулинарии. Ходили мы все к ней за коржиками и сочниками, а иногда она угощала нас пирожными бизе и заварными, которые пекли нечасто в столовой, и их быстро с прилавков сметали.
Разные мужчины тоже часто заходили в кулинарию за пирожками или котлетой и, конечно, на ухоженную женщину обращали внимание, но серьезных отношений так и не завязали.
Соседи снисходительно относились к ежевыходным гостям женщины из восьмой квартиры. Помню, даже оправдывали: «А что одинокой женщине волком выть? Вдруг найдется и ей пара».
А в шестой квартире жила тихая семейная пара – видно, но не слышно. По ним можно было сверять часы: ушли на работу, пришли с работы. Ни с кем они новостями и подробностями свой жизни не делились. Одного за другим детей родили. Иногда соседи встречали «порядочного» мужа в компаниях других женщин то в кино, то гуляющим по задворкам нашего небольшого городка. Не хотели печалить супругу, поэтому не рассказывали и даже не намекали. И продолжалась идиллия в семье, и счастлива была женщина.
Но больше всего я любила соседку из второй квартиры. Ей было лет 60, а казалась она мне престарелой. Жила одна, потому что сын отбывал срок за преступление. Мать регулярно готовила и отправляла на зону посылки. Его жена и ребенок вернулись на родину, а баба Нюра сильно тосковала по ним. Только не сетовала она на судьбу, не замкнулась в себе и не злилась на болячки и долю свою горемычную, а с радостью встречала каждого из соседей, кто зайдет поздороваться или помочь чем. Уж как-то в то время было принято помогать друг другу и угощать всем, что настряпали. Поэтому соседи несли мисочки с холодцом, винегретом, тарелки с беляшами. Еда была в те времена скромная: овощные салатики, маринованные, соленые огурцы, капуста, выпечка, жареная, толченая, отварная, тушеная картошка, иногда сельдь иваси, на праздники – пельмени да вареники. И все от скромного, без изысков стола отрывалось без сожаления для угощения других.
Баба Нюра в выходные с утра разводила стряпню. Мы еще спим, а она уже печет пышки. Но с рассветным часом так и тянулся нос на ароматный запах. И едва услышит баба Нюра голоса за стенкой, звук льющейся воды в уборной, так постучит легонько в стену, возвещая, чтобы приходили завтракать большими пышками во всю тарелку. Как мы любили эту воздушную выпечку!
После работы принято было сидеть на лавочках перед домом и вести разговоры. Дети балаганы строили, в резиночку или в казаков-разбойников играли. Мужчины заборы поправляли или ступеньки, а женщины – новости обсуждали, рецептами делились и, не без этого, местные сплетни собирали.
Все ходили друг к другу в гости. Дружба была дороже богатства. Никто не завидовал соседям, даже если чьи-то условия были скромнее или роскошнее. Ведь тогда ценили совсем другое – человеческое тепло и внимание.
Каждая квартира выглядела примерно одинаково: на стенах простые бумажные обои с цветочками или полосками, в зале стоял лакированный обеденный стол, сервант с хрусталем и фарфоровыми чашечками, в красном углу – обязательно телевизор и проигрыватель с пластинками, либо настоящее чудо техники тех времен – громоздкий бобинный магнитофон.
А Новый год! Это же был всеобщий праздник. Всем домом шли в центр на елку, а потом возвращались и от стола к столу до утра ходили по квартирам. Компании вырастали до таких размеров, что яблоку негде упасть. А танцевали в коридорах на двух этажах. Песни орали во все горло, перекрикивая Леонтьева или «Синюю птицу».
Так и протекала размеренная жизнь в нашем доме, где добрые соседи умели жить рядом спокойно и уважительно, ценя тишину и тепло человеческих взаимоотношений. Сплетням не находилось места среди сердечных бесед, болезненным разговорам предпочитали искреннюю поддержку и теплые пожелания добра. Дети росли свободно, радуясь вниманию взрослых, чьи советы были мудрыми и ненавязчивыми, помогающими стать сильнее и добрее.
Но времена меняются, словно ветер. Сегодня многие стремятся нанести обиду ближнему своему, передавая злые слухи шепотом из уст в уста, возводят высокие заборы и запирают сердца на тяжелые замки недоверия. Исчезло взаимопонимание, растворилось чувство единства, уступив место холодному равнодушию и подозрительности...
Предлагаем читателям продолжить тему и озвучить мысли по поводу...
