70 лет назад отгремела самая жестокая и страшная война – Великая Отечественная. Много жизней она унесла, покалечила судьбы. Не вернулся с фронта и мой дядя по матери – Василий Кузьмич Аносов. Погиб 17 января 1944 года при освобождении Крыма, однако память о нем в нашей семье жива. Мы, прямые его потомки (я и сестра, Лидия Семёновна Бахтинова), не только чтим его боевые дела, но и рассказываем о них своим детям и внукам. Мой сказ о дяде подкреплен воспоминаниями моей бабушки, Ефросиньи Ивановны Аносовой, его матери, других родных, знакомых, однополчан.
Сам я дядю по малолетству помню слабо, но один эпизод нашей совместной с ним прогулки на Адоевцеву греблю, когда он приезжал в отпуск по ранению в боях на Голубой линии осенью 1943 года, врезался в памяти навсегда.
Только начали мы заходить на греблю, мое внимание привлекло что-то колышащееся волнами на воде.
- Дядя, дядя! - закричал я. – Что это?
- Рак, - был ответ.
- Дядя, достань, - стал я клянчить.
- Племянник ты мой, да он дохлый… Сейчас я тебе живого поймаю. Пойдем…
Подошли к камышам. Он разделся, зашел в воду и стал шарить руками у корней тростника, выбрасывая раков на берег. Я кружился вокруг каждого, был вне себя от радости.
Подходя к дому, дядя вручил мне раков, завернутых в тряпицу. Нас встретила бабушка. Увидев улов и взмахнув руками, воскликнула:
- Васька, безумная твоя голова, да вода же в речке холодная, а ты полез, простудишься!
- Мамочка, не беспокойся, на фронте похуже бывало, да выжил...
- Не балуй племянника! - сказала она.
- Мама, ты же знаешь, дети – любовь моя. А Виктор – мой племянник… Кончится война, приеду домой, стану учителем, и придет он ко мне в класс учиться. Правда, племянник?..
Да, мой дядя хотел стать учителем. Но не суждено было этой мечте сбыться. В 1937 году его призвали в ряды Красной Армии. Отслужил действительную, можно было бы и к учебе приступить. Но не спокойно в мире, запахло войной. Пришла повестка из военкомата, вызывали из резерва. Можно было бы сослаться на старость матери, все-таки дядя Василий был единственный кормилец в семье. Но он сказал: «Не плачь, мама. Не один же я такой». И ушел.
Воевал мой дядя на финском полуострове, взламывая надолбы линии Маннергейма. Весной сорок первого прибыл в краткосрочный отпуск по ранению. Последний отпуск перед Великой Отечественной…
Войну Василий Кузьмич Аносов встретил на украинской земле. Начались тяжелые и горькие дни отступления. Дважды полк, в котором служил мой дядя, вышибал немцев из окопов вдоль реки Миасс, дрался за Ростов и снова откатывался на восток. В одном из писем он сообщил матери: «…Немец прёт. Мы уходим из Ростова, но мы все равно разобьем… Почему так пишу? Вчера вышли в штыки и немец не выдержал – драпанул…».
С тяжелыми боями часть отступила к Сталинграду и заняла оборону в поселке Рынок. 23 августа мой дядя стал свидетелем варварской бомбардировки Сталинграда. Ковром летели фашистские самолеты к городу. Пламенем были объяты дома. Горе и смерть вошли в тысячи семей. Тут и поклялся Василий Аносов стоять насмерть. В ночь с 24 на 25 августа взвод, в котором он служил, занял позицию севернее поселка Рынок. Слева – овраг, справа – речушка. Задача – не пропустить гитлеровцев в поселок. Бой начался на рассвете. Первыми появились вражеские самолеты. Пикируя один за другим, они сбрасывали бомбы, поднимавшие фонтаны земли и дыма. Потом пошли танки, за ними – пехота. Мой дядя подносил снаряды к пушке и отбивал атаки из пулемета. Но неравный то был бой. Все меньше и меньше становилось защитников… Все слабее заградительный огонь нашей артиллерии. Подхватив связку гранат, Василий Аносов бросился навстречу немецкому танку, подминавшему под себя орудия, людей. Стальное чудовище надвигалось быстро. Метнул связку – взрыв. Одновременно застыл танк и упал с простреленным плечом мой дядя. Очнулся, когда солнце стояло высоко. Пахло гарью и бензином, в голове шумело. Вдалеке шел бой. И звуки его, как рассказывал дядя, казались ему стоном земли.
- Товарищи, помогите! – позвал раненый солдат, но никто не откликнулся.
Попытался подняться, но боль и слабость вновь уронили его на землю. Очнувшись, пополз в сторону оврага, а что было дальше – не помнит. Пришел в себя в сарае, наклонившись над ним стояла старушка: «Молчи, сынок, немцы у нас. Если сюда кто заглянет, то ты мой сын, тифом болеешь. Зовут тебя Николай, меня – Мария. Я тебя перевязала. Попей молока...» «Где наши?» - спросил дядя. «За поселком. Бой там идет». Дядя Вася уснул и утром следующего дня почувствовал себя значительно лучше. Хотел встать, но остановили звуки немецкой речи да голос той, что назвалась его матерью: «Не ходите сюда, тут сын мой, тиф у него… Понимаете – тиф!».
Не переступая порога сарая, немец вгляделся в лежащего, что-то прокричал своим и ушел.
- Ну вот и все, - обрадовалась старушка, - теперь отлежишься…
- Да нет, мать, мне к своим пробираться надо. До оврага долеко?
- Ты же ранен, лежать тебе надо, - ответила женщина.
- И все же пойду. Покорми на дорогу.
Попрощавшись со спасительницей, солдат пробрался к оврагу. И вдруг увидел у полуразрушенного дома немецкую машину. Мотор работал, дверца была открыта, шофер и еще один немец обливались водой у колодца, метрах в тридцати от автомибиля. «Захватить машину и на ней пробираться к своим!» – мелькнула мысль в голове Василия. Он ползком подобрался поближе, приготовился к рывку. Машины знал хорошо (во время прежних боев освоил), лишь бы до руля добраться! Бросился к кабине, ударился больным плечом о дверцу – вновь потерял сознание. Очнулся среди таких же раненых, как сам. «Вот так влип!» - подумал дядя.
Глубокой ночью привезли их в один из лагерей военнопленных близ Котельниково и поместили в здание бывшей фермы. И с первых минут пребывания там стал мой дядя Василий вынашивать план побега. Как-то знакомый голос окликнул: «Василий! Аносов!». Поднял голову – перед ним новопокровчанин Григорий Чернов, когда-то вместе на курсах шоферов учились.
- Не узнаешь?
- Узнаю. Что на тебе за форма?
- Полицейская. В охранном отделении служу. И тебе бы советовал…
Эта встреча в дальнейшем сыграла свою роль. Как-то во время работы по очистке путей Григорий позвал его за водой: «А то от жажды они не двигаются», - указал презрительно на военнопленных. Подошли к водопроводной будке. «Ну что ж, - повернулся дядя Вася к Чернову, - я согласен идти в полицию». «Давно бы так! - обрадовался тот. - Давай закурим, что ли?». И когда Чернов стал прикуривать, сложив лодочкой ладони, чтобы защитить огонь от ветра, Василий резко рванул к себе автомат, ударил полицая прикладом по голове и побежал. Забрел в речку, долго шел по камышу, а потом залег за кочками. Минут через сорок залаяли собаки, затрещали выстрелы. Но его не обнаружили. До темноты дядя Вася просидел в камышах, а ночью попытался перейти линию фронта. Это не удалось, так как фронт откатился далеко. Пробрался в родную Новопокровскую. Искал связи с партизанами. Скрывался в лесхозе. А в первый же день освобождения станицы влился в ряды Красной Армии. Воевал на Голубой линии, освобождал Керчь, был дважды ранен, а 17 января 1944 года погиб при освобождении Крыма...
Вот и весь сказ о моем героическом дяде Василии Кузьмиче Аносове. Помним его и мы, прямые потомки, не забывают и односельчане. Его имя навечно выбито золотыми буквами на мраморной плите мемориала в центре станицы Новопокровской.
Фото из семейного архива.
